Подкидыш для депутата. Выбор сердца - Вероника Лесневская

Жалобный, мяукающий.

Мне же плевать, ведь так? Завтра сделаем тест, дождемся отрицательного результата — и аривидерчи!

Еще один шаг.

Плач все громче. И громче. При этом никаких признаков активности мамашки.

Но меня не волнует не мой ребенок. С этой мыслью я почему-то иду не в свою спальню, а в комнату, откуда доносится крик.

Открываю дверь, морщусь от воплей и, ориентируясь в темноте исключительно наощупь, добираюсь до прикроватной тумбочки. Хорошо хоть нахалка не успела перестановку здесь сделать по своему «фен-шую». Нащупываю рычажок и включаю лампу. От света мелкая немного успокаивается, правда, продолжает всхлипывать, но уже гораздо тише.

Темноты испугалась? Надо бы ночник купить… Хотя о чем это я! Мне это все на хрен не надо!

Перевожу внимание на горе-мамашу, а та дрыхнет как ни в чем не бывало! Окликаю ее, но она не реагирует. Присаживаюсь на край постели, твердо намереваясь разбудить Екатерину, потому что ее дочь, кажется, опять готовится разреветься.

Но замираю на какое-то время, медленно скользя взглядом по умиротворенной девушке. Она красивая, особенно когда молчит и не пытается повесить на меня своего ребенка!

Очнувшись, тереблю ее за плечо. Реакция следует незамедлительная и… неожиданная. Потому что уже в следующую секунду я получаю хлесткую оплеуху.

— Да за что? — отстраняюсь от сумасшедшей, и даже выругаться не могу от шока.

Замечаю, что Екатерина толком и не проснулась. А треснула меня на автопилоте. Отличная реакция, только непонятно, откуда и с чем связана.

Сейчас девушка сидит на кровати с прикрытыми глазами, сжимает в руках простынь и что-то мычит мне. Или не мне…

— Ребенок проснулся, — рявкаю недовольно. — Плачет.

— Какой ребенок? — сквозь полудрему бормочет мамашка.

Ее вопрос на секунду обезоруживает. Шутит, что ли? С подозрением сканирую достаточно милое сонное лицо, зачем-то спускаюсь взглядом ниже, отвлекаюсь на спущенную бретельку ее майки, что приоткрывает чуть больше, чем прилично… Но очередной детский всхлип возвращает меня в реальность.

— Твой ребенок, мать, — бросаю с нарочитой небрежностью, чтобы самого себя остудить. — Ребенок, которого ты усиленно пытаешься мне подкинуть.

Екатерина распахивает глаза испуганно и со звонким вскриком «Маша» рывком подается вперед. Спросонья она отвратительно ориентируется в пространстве и абсолютно не контролирует свое тело. Поэтому вместо того, чтобы нормально подняться с постели, девушка какого-то хрена налетает на меня — и мы со всей силы сталкиваемся лбами. До разноцветных звездочек.

Машинально хватаю сумасшедшую за плечи, чтобы не позволить свалиться на пол, но тут же отстраняю от себя.

— Если ты здесь, чтобы убить меня, выбери способ погуманнее, — рычу хрипло, а сам всматриваюсь в ее лицо, анализируя подсознательно, не сильно ли она ушиблась.

Вот дура на мою голову!

Екатерина поспешно высвобождается из моих рук, встает и, покачиваясь, направляется к мелкой. У детской кроватки хватаю ее за локоть.

— Так, а ну отойди! — не выдерживаю я. — Проснись сначала нормально. Умойся, в чувства себя приведи! — приказываю недо-мамке. — Что твоей мелкой надо? Предупреждаю сразу, на руки я ее больше не возьму. Но принесу все необходимое. И помогу. В рамках разумного, конечно.

Екатерина смотрит на меня с недоверием, хлопает ресницами и чуть наклоняет свою симпатичную головку набок. Изучает меня как будто.

— Учти, это единоразовая акция! — добавляю строго. — Иначе устроишь детовредительство в моем доме, на фиг надо.

***

— Эмм, — теряется Екатерина. — Маше кушать пора… Я ставила будильник, но… — осекается, не желая передо мной оправдываться. — Смесь в сумке… И еще нужна вода кипяченая, — мямлит отрывисто.

— А ты разве не… — бросаю многозначительный взгляд на ее грудь.

И следом жалею об этом. Потому что тонкая шелковая ткань пижамы практически ничего не прикрывает, а лишь ложится поверх весьма аппетитных форм, словно вторая кожа. Еще чуть-чуть — и Маша рискует остаться голодной…

Поймав мой взгляд, Екатерина вспыхивает, неловко прикрывается руками и смотрит на меня с вызовом.

— Нет, я не кормлю грудью, — выдает уже без стеснения. — От нервов молоко пропало. Знаешь ли, матери-одиночке нелегко приходится…

Давит на совесть, которой у меня давно уже нет. Выброшена за ненадобностью. Но все же не выдерживаю и спешу прочь из комнаты.

Возвращаюсь через некоторое время с кипяченой водой, как и просила Екатерина.

Молча наблюдаю за ее ведьмовскими манипуляциями с бутылочкой. И даже убедившись, что девушка окончательно проснулась и контролирует себя, почему-то не двигаюсь с места. Стою, прислонившись плечом к дверному косяку, и, словно завороженный, слежу, как Екатерина берет на руки мелкую. Кормит ее, укачивает, укладывает спать. Будто ритуал какой-то проводит. И главное, что он срабатывает. Я бы явно не справился. Впрочем, мне это и не нужно!

Когда Маша спокойно посапывает в своей кроватке, Екатерина поворачивается ко мне и вопросительно приподнимает бровь. Удивлена, почему я все еще здесь? Сам, честно говоря, не знаю. Но, в конце концов, это мой дом! Где хочу, там и нахожусь!

— Спокойной ночи, — бросаю грубовато. — Завтра в шесть утра вас подниму, чтобы в лабораторию к открытию успеть. Хочется скорее решить вопрос.

Разворачиваюсь и переступаю порог комнаты, слыша за спиной тихое «и тебе спокойной». Но почему-то воспринимаю невинную фразу как проклятие. Ничего, завтра безумие закончится, а моя жизнь вернется в привычное русло.

Екатерина

Просыпаюсь от радостного гуления Машеньки, томно потягиваюсь в постели. Мельком смотрю на настенные часы, и цифры на них заставляют меня ошеломленно ахнуть: восемь тридцать! Пытаюсь быстрее встать с кровати, но ноги путаются в простыни, а я сама теряю равновесие, соскальзывая с края, и довольно шумно плюхаюсь на пол.

Следом с тумбочки слетает лампа.

Финальным аккордом становится крик Маши. Меня настораживает, что малышка такая пугливая. Хочется немедленно обнять ее, успокоить, убедить, что теперь все будет хорошо!

Рывком поднимаюсь с пола и не замечаю, в какой момент рядом со мной материализовывается Дима. Я готова вскрикнуть от неожиданности, но ради Маши держу себя в руках.

— Какого черта здесь происходит? — тихо, но строго рычит Щукин.

Протягивает ко мне руку, но тут же убирает ее.

Смотрю на Диму, прищурившись. Анализирую.

Вчера он грозился поднять нас ни свет ни заря, как можно быстрее отвезти в клинику, чтобы потом выгнать пинками из своего драгоценного дома и не менее драгоценной жизни.