Розы мая - Дот Хатчисон

Эддисон уверен, что домовладельцу вряд ли понравится снова закрашивать пятна копоти на потолке.

Его личные фотографии, все, связанное с ним самим, любимыми людьми или местами, где он бывает, убрано в коробки из-под обуви и засунуто в потайное отделение встроенного шкафа в спальне. Оттуда их можно достать, если захочется посмотреть; всем же остальным найти этот архив нелегко. Некоторые фотографии можно не прятать, и Эддисон предпочитает смотреть на них, а не искать что-то по телевизору.

Он уже не помнит, говорил ли Прие, почему на виду не было никаких фотографий, когда однажды они с матерью пришли забрать его на барбекю к Вику. Тогда они жили в Ди-Си[8]. Брэндон почти помнит, что упоминал об этом в разговоре с ее матерью, хотя и не называл причины. С другой стороны, Дешани Шравасти, женщина представительная и грозная, обладает удивительной проницательностью и пугающей способностью видеть людей насквозь. Скорее всего, она обратила внимание на отсутствие фотографий еще до того, как он сказал что-то о них, и сделала соответствующее предположение на этот счет. Так что, возможно, поделилась своими мыслями об этом с дочерью.

Так начались приключения специального агента Кена. Эддисон не знал наверняка, где именно Прия достала игрушку – он подозревал одну из дочерей Вика, – но она сшила для Кена костюм и темно-синюю ветровку с большими желтыми буквами ФБР на спине. Теперь, куда бы ни направлялись мать и дочь, агент Кен едет с ними и делает собственные фотографии на фоне знаменитых или интересных мест. С десяток снимков Эддисон поместил в рамки и развесил аркой на стене над телевизором.

Его любимая – из Берлина; Кен, согнувшись едва ли не пополам, сидит, уткнувшись носом в стол, рядом с полной на четверть громадной кружкой пива. Из-под ветровки выглядывают крошечные ледерхозены. Брэндон стопроцентно уверен, что Прия – единственная из его знакомых, которая не испытывает ни малейшего смущения, выставляя пьяную куклу для фотосессии в общественном месте. Она не подписывает снимки, не проставляет дату и лишь иногда, когда фон не слишком известен, уточняет локацию. Личное внутри, безличное снаружи.

Безопасно.

На кофейном столике звонит и тут же начинает вертеться его телефон. Эддисон смотрит на него настороженно, потом вспоминает, что Прия собиралась позвонить.

– Ну как? В твоем новом городе есть что-нибудь интересное? – спрашивает он вместо приветствия.

– Интересное – подходящее слово, – соглашается она. – Здешние плазы – пречуднейшее сочетание добрых намерений и уступок слабостям.

– Мне наконец-то удалось прочитать заметку о твоей матери в декабрьском номере «Экономиста», – говорит он. – Солидная статья. Впечатляет.

– Интервью заладилось не сразу; он стал расспрашивать о Чави и папе, а маме это не очень понравилось.

Не очень понравилось в том случае, когда речь идет о Дешани Шравасти, обычно означает, что ее жертве повезло унести ноги и не обмочиться. Судя по тому, как беседа пошла дальше, «Экономист» послал на встречу с ней кого-то покрепче.

– Потом он исправился, перешел на профессиональные темы, – продолжает Прия. – Мама любит рассказывать, как тушит пожары в разных филиалах.

– Рад, что ее заслуги наконец-то начинают признавать. – Брэндон даже вздрогнул, когда, войдя в книжный магазин, увидел Дешани на обложке журнала и наткнулся на ее прямой, испытующий взгляд. Статью дополняли еще несколько фотографий, в том числе в бирмингемском офисе и на диване с Прией.

Эддисон не удивился, увидев набранное мелким шрифтом примечание с благодарностью Прие как автору всех фотографий, на которых не было ее самой.

В разговоре возникает пауза, секундное молчание и колебание, совершенно не свойственное Прие. Эта девочка уже через десять минут после знакомства запустила ему в голову плюшевым медвежонком и порекомендовала не быть таким чертовым трусом. Вот так они и подружились.

Обычно Эддисон предпочитает не задумываться о том, как этот факт характеризует его самого.

– В чем дело, Прия?

– У вас там всё в порядке?

Вроде бы самый обычный вопрос, ничего такого, но по спине вдруг пробегает холодок, и он втыкает в лапшу пластиковую вилку.

– Ты про команду? Да, всё в порядке.

– Точно? Дело в том, что я получила сегодня открытки от всех троих.

Вот же дерьмо.

О том, что Вик собирается посылать открытку, он знать не мог, но про Рамирес помнить был должен. А если б вместо трех пришло только две, было бы это менее заметно?

С другой стороны, Прия – это Прия, дочь своей матери, и ни той, ни другой не нужны все факты, чтобы пройти от пункта А к пункту М.

– Ты не обязан рассказывать мне, что там происходит. Может, не хочешь, а может, не можешь… Понимаю. Я просто беспокоюсь. – Снова пауза, нерешительность, словно проба льда перед первым шагом. – Мерседес заклеила бабочек на своей открытке.

Черт.

Но прошлый вторник – тот день, когда он отправил открытку – и впрямь был нелегким для них всех. Так что удивляться нечему.

– Тогда, с твоего разрешения, я слегка перефразирую вопрос, – продолжает она. – Вы все будете в порядке?

Мгновение-другое Эддисон размышляет, пропуская вопрос через себя, как будто ответ можно найти где-то там. Прия ничего больше не говорит, не торопит, не подталкивает. Ждать она умеет хорошо.

Бабочки тоже умели ждать – одни лучше, другие хуже.

Большинство из оставшихся не годны уже ни на что.

Его не было в Саду, когда выносили тела девушек, погибших как в мгновения перед взрывом, так и непосредственно от него. Он ехал тогда в Куантико, и гнев просачивался в места, опустошенные увиденным. Еще тогда, когда они только-только узнали, что случилось с теми девушками, Брэндон с ужасом осознал, что это дело не отпустит их никогда. Не в том смысле, что оно не будет законным образом расследовано. Будет. В конечном счете. Но оно не из разряда тех, которые можно раскрыть, отложить и перейти к другому. О нем не станешь вспоминать на досуге, оглядываясь назад и раздумывая о собственной карьере.

Это дело было из тех, которые губят, потрясают до основания и ломают навсегда, потому что… как могут люди творить такое?

А поскольку спрашивает Прия, которая лучше многих знает, что значит не быть в порядке, знает, что это нормально – не быть в порядке, он обдумывает, что можно сказать ей, а чего нельзя, и решает, что информация все равно попадет в новости, но делиться она ею не станет.

– Одна из выживших в Саду покончила с собой на прошлой неделе. – Эддисон слышит негромкий звук, не ответ, а реакцию, и продолжает: – Удивляться тут, в общем-то, нечему. Не в этом случае. Удивительно, скорее, то, что она не сделала это раньше.