500 - Мэтью Квирк

Поначалу ты побирался каким-нибудь маленьким дельцем и тебя использовали для изучения жертвы (прошу прощения за мой давний лексикон!) — то есть «лица, принимающего решения», на которого фирма рассчитывала надавить. Это означало, что тебе следовало разнюхать о своей жертве все, что только можно, включая подробности частной жизни, и отобрать из найденного самое существенное в каждом конкретном случае — ни больше ни меньше. Результат излагался в докладной записке — максимум страница.

Это называлось «море кипятить». Так что из того? Мы, салаги, и понятия об этом не имели, но чертовски были уверены, что сделать все надо на «отлично».

Это было самое сложное. И партнеры, и старшие сотрудники знали, что чем больше тебе дадут покорячиться в работе, тем больше станешь лезть из кожи вон, лишь бы потом погладили по головке. А потому никто и никогда не говорил конкретно, что правильно, а что нет. Только сложат у рта пальцы домиком и со словами: «Давай-ка еще разок попробуй» — переправят к тебе по столу плод твоих нескончаемых ночей и выходных в офисе, всякий раз требуя большего. Если повезет, то получишь редчайший подарок в виде куцего «неплохо» — в «Группе Дэвиса» это означало высшую точку удовлетворения. А если добываешь из моря не ту соль — тебя уволят. В общем, или плыви, или потонешь.

Я настраивался плыть. Новичком на флоте я отработал бессчетно суровых нарядов, и если здесь сидеть пялиться в компьютер считалось тяжким трудом, я готов был стать умницей. Так что едва я просыпался, как садился за работу.

Денег хватало и на оплату Гарварда, и на то, чтоб держать на расстоянии вымогателя Креншоу. И даже при том, что я откладывал пятую часть на черный день (а я по-прежнему был уверен, что однажды коврик у меня из-под ног таки выдернут), у меня оставалось больше, нежели я мог потратить. Я мог теперь позволить себе обедать не по талонам и снимать более или менее приличную квартиру, куда не стыдно приводить людей.

И деньги были не единственным моим выигрышем. За то короткое время, что поработал у Дэвиса, я начал получать льготы, о которых прежде и представления не имел, которые мне даже и не снились.

На прежнее мое жилье в Кембридже послали перевозчиков, чтобы я мог оттуда съехать. Эти молодые ребята оказались достаточно воспитанны, чтобы не умереть со смеху при виде моих обчищенных коллекторами апартаментов. Полчаса они вежливо убеждали меня, что им не стоит помогать. Все, что мне нужно было сделать, — это собрать в сумку личные вещи и отогнать мой пятнадцатилетний «джип-чероки» в округ Колумбия. Всякий раз, как я втапливал больше пятидесяти пяти миль в час, из моих спутников выбивался липкий страх, точно из тугих почек листья по весне.

Дэвис поселил меня в принадлежащем фирме доме со швейцаром и консьержкой на Коннектикут-авеню, в квартире аж на девятьсот квадратных футов со спальней и балконом.

— Живите там, пока не присмотрите для себя жилье, — сказал он мне в первый же день. — Мы сведем вас с риелтором, но, если вы настроены работать, вместо того чтобы ездить осматривать квартиры, мы оценим ваши старания.

Даже если бы я не экономил деньги, мне все равно нечего было покупать. У фирмы имелся парк машин для обслуживания сотрудников, и завтракали, обедали и ужинали мы ежедневно в офисе.

В первую же рабочую неделю я познакомился со своей помощницей Кристиной, миниатюрной венгеркой. Она была такая аккуратная, пунктуальная и рациональная, что я едва не заподозрил в ней робота. Она шефствовала надо мной во всем: у нее я мог узнать, где находится почта, а где химчистка. Она не давала мне ни малейшей возможности самостоятельно выполнить какое-либо задание, делая за меня самую нудную и кропотливую работу.

— Извините за столь назойливую привязанность, мистер Форд. И не сочтите за чрезмерную роскошь. Считайте, для Дэвиса это гарантия того, что вы будете думать лишь о своем задании и принесете ему финансовую отдачу.

Это немного упростило мне жизнь. Будучи в разъездах по поручениям, мне все время приходилось разрешать какие-то досадные проблемы — то стоять в очереди в отдел транспортных средств, то дожидаться кабельщика. И сам собой напрашивался вывод, что вся жизнь — это череда тех или иных мелких препятствий. Тогда-то я и начал кое-что понимать. Прежде деньги мне нужны были, чтобы выживать, чтобы из месяца в месяц удовлетворять жизненно необходимые потребности. Я никогда, в сущности, не думал, что именно они привносят в нашу жизнь те неисчислимые преимущества, что люди вкладывают в слово «достаток».

Все это поначалу внушало некоторую неловкость, даже как-то начало меня изнеживать. Мне привычнее было видеть себя голодным и измотанным. Но когда у тебя в день двенадцать интервью и надо осилить тысячу четыреста страниц документов, когда еженедельно требуется делать по два отчета, которые могут тебя или вознести, или уничтожить, и когда партнеры могут в любой момент свалиться на голову с «проверочкой», которая может оказаться для тебя последней, у тебя совсем нет времени на то, чтобы изнежиться. И постепенно начинаешь понимать, что Кристина права: заказанная в конференц-зал тайская лапша и машина до дома далеко не разорительная для Дэвиса цена, чтобы поддерживать работников в деятельном состоянии за две-три сотни баксов в час при семидесяти часах в неделю.

Разумеется, мне нужны были деньги, и мне очень нравились предоставляемые сотрудникам «Группы Дэвиса» льготы, но вовсе не это каждое утро в пять сорок пять вытягивало меня из постели. На ноги меня поднимал любимый ритуал надевания сияющих начищенных ботинок и хрустящей накрахмаленной рубашки. Мне нравилось уже до девяти утра вычеркнуть из списка дел восемь заданий. Мне нравилось, как подошвы моих ботинок от «Джонстон и Мерфи» стучат по мраморному полу вестибюля Дэвисовой фирмы, эхом отражаясь от дубовых панелей. Мне нравилось, проходя по коридорам, наблюдать мудрых мужей, занятых чрезвычайно важной работой, видеть Генри Дэвиса и экс-директора ЦРУ, смеющихся во внутреннем дворике, точно давние соседи по общаге, и осознавать, что если я и дальше буду пахать так, что дым из ушей, то в один прекрасный день вольюсь-таки в их круг. Что-то вроде этого двигало мной еще с той поры, когда судья поставил передо мной выбор. Мне требовалось обрести нечто большее, нежели я собой представлял, стать частью чего-то значительного, раствориться в честном труде — чтобы все это «большое и значительное» сдержало преступные начатки в моей крови.

Я готов был делать что угодно в фирме Дэвиса, лишь бы удержаться в этом респектабельном мире. Так вот я и оказался закрытым в шкафчике красного дерева.

Те первые несколько месяцев были для меня своего рода вступлением в общину. Никто не говорил, как именно, но каждый твой шаг был под контролем. Периодически тот или иной испытуемый сотрудник исчезал как будто накануне вечером где-то в узком кругу «Группы Дэвиса» прошло тайное голосование и против неугодного лица каждый поставил черную метку. Так, по крайней мере, поговаривали среди салаг. Конечно, тут было некоторое преувеличение, однако я все же усвоил этот намек и сделал вывод, что первое свое реальное задание надо выполнить, хоть умри.

В бизнесе, касающемся «правительственных дел», когда какого-то бюрократа или политика понуждают сделать то, чего желает клиент, рано или поздно приходит момент под названием «запрос». И сколь бы запутанным ни было дело в целом, оно так или иначе сводится к единственному вопросу: выдаст ли этот человек то, чего от него требуют? Да или нет?