Любимый жеребенок дома Маниахов - Мастер Чэнь

Да, торговец слышал странный звук ночью. Вся деревня, собственно, его слышала и обсуждает. И ни один здешний зверь такого рева издать бы не мог.

— Это что означает — что ревела эта тварь вчера впервые? И даже старики такого звука раньше не слышали?

Анна поняла задание и продолжила беседу. И потом кивнула мне.

И, кажется, сама мгновенно поняла, что это весьма интересный факт. Стоило нашей компании появиться в этих лесах и горах, как… То ли дело, если бы весь рынок начал бы рассказывать нам про какого-нибудь знаменитого уже полвека зверя-убийцу, про обглоданные человеческие кости на узких тропах. Но, как ни странно, ничего подобного здесь не водилось — пока.

— У них очень странный язык, — сообщила Анна мне задумчиво. — Но в целом понятно. То есть ничего не понятно. Надо узнать, все ли из наших ночью были на месте.

Я с интересом посмотрел на нее. Неплохо для девушки, которой довольно далеко до двадцати.

Пообедала вся наша компания — каждая группка в своем углу рыночной площади — там же, снова и снова набрасываясь на прилавки. В шестом часу от восхода, то есть когда солнце оказалось как раз у нас над головой, мы обнаружили, что деревня пустеет и засыпает, многие начали укладываться прямо за прилавками.

Потом мы, так же группами, под сонными взглядами местных жителей, тронулись вниз. Никетас вел под уздцы мула, отгонявшего насекомых ушами и хвостом одновременно, на мула были нагружены какие-то кирки и прочие тяжелые инструменты, торговец провожал его взглядом мрачно — этот человек умеет торговаться, мысленно отметил я.

А внизу, среди развалин, мы поняли, что деревня все правильно понимает, и спать в такую жару — это разумно.

Но сначала Анна быстро и как-то удивительно грамотно выяснила, что, конечно, ночью все спали здесь — а где же им еще быть?

И к тому моменту никто — теперь я точно могу это вспомнить — не говорил еще ни про каких драконов.

А впервые это слово прозвучало…

Вечером, конечно. Начинался он неплохо: сначала я с удовольствием понаблюдал за тремя мокрыми женскими головами, высовывавшимися из-за полотняной занавески во дворе. Каштановая — голова Анны, собственно, это ее радостное «а-а-а!» под плеск воды привлекло меня к ограде виллы Зои. Золотая и еле видная над полотном — голова хозяйки виллы. И угольно-черные волосы Даниэлиды. А над ними — голая, украшенная серьгами голова Ясона, мывшего, видимо, по любезности Зои, всех трех.

Как я заметил, крики привлекли не только меня, в сторону полотна с надеждой посматривали из-за соседних оград, а группа подростков как бы случайно остановила свою предвечернюю прогулку на улице, приняв изящные позы.

Но заметила эту компанию и Даниэлида, и тут я в очередной раз понял, что такое знаменитый мим.

Она обняла длинной смуглой рукой ограду и сделала вид, что хочет дотянуться до висевшего на ней мягкого полотна. Застонала печально и выставила из-за края занавески круглый бок цвета недозрелой оливы. Юноши на улице замерли, делая вид, что обсуждают достоинства мудрецов древности — никогда не запомню эти имена.

— М-м-м, — мучительно потрясла мокрыми волосами Даниэлида, и еще подвинула крутое бедро в сторону улицы. Потом вздернула длинный изящно загнутый нос и невинно захлопала ресницами. И сделала вид, что сейчас пригласит кого-то из юнцов помочь женщине в ее беде, но смущается, ах, как смущается.

Я в очередной раз понял, почему жрецы местного бога долго и безуспешно запрещали мимов, вплоть до наших дней, когда их запреты, да и вся репутация, сильно ослабели.

Ясон, покосившись на нее, вышел из-за занавески почти голый, в одной лишь набедренной повязке, скрывавшей отсутствующие части тела, забрал полотно и, уже невидимый нам от груди и ниже, с почтением окутал плечи Даниэлиды, ее талию и, видимо, все прочее. Она благодарно откинула голову на его плечо — бугристое от мышц, очень крепкое, да и вообще было видно, что Ясон умеет не только втирать масло в вымытую женскую кожу. Хорошо ли он владеет оружием?

Тут я приказал себе остановиться. Не было пока, кроме странного звука в ночи, никаких оснований занимать голову ненужными мыслями.

Я сюда приехал, в конце концов, совсем по иному делу — и началось оно в этот же вечер, на вилле Зои, среди винограда, вьющегося по капителям покосившихся колонн, под фиговыми листьями — зелеными, большими, шерстистыми, как пятипалая лапа животного.

Сюда все собрались на ужин, из тех, куда каждый несет свою еду. Потом вяло пообсуждали, не перейти ли в амфитеатр, но тут Зои щелкнула пальцами, и Ясон вынес большой медный сосуд, от которого шел дымок. Мы начали добавлять кипевшую там воду в вино, и перемещаться расхотелось.

И тогда зазвучали струны арфы Даниэлиды. И ее высокий, звенящий на пределе возможного голос, к которому иногда присоединялся почти такой же голос Ясона — будто плакал ребенок.

— Роза явила себя, о восхитительная, ее бутон начал раскрываться, — прошептала мне Анна, шмыгая носом. — Лилия, сладкая, выдвинулась вперед. Росистый лотос затанцевал с крокусами и гиацинтами. А прекрасный нарцисс извивался от желания. Ой, а тут еще чарующе улыбался сильфиум, зная, что им восхищаются. Вот.

Стало тихо, и раздалось шуршание золотистой шелковой накидки Зои — она набросила ее на плечо и задержала на нем небольшую руку, чуть выставив вперед лицо: конечно, птица, с загнутым хищным клювом и удивленными круглыми глазами.

— Наставник Маниах, — прозвучал ее высокий голос (а Анна, с тяжелым вздохом, устроилась поближе ко мне — ей предстояла долгая работа). — Мне пора сказать всем, почему я так просила вас присоединиться к нашей компании, предпринять это далекое путешествие. Дело в том, что мало кто из нас знает мир, как он есть, целиком. Вы, мои дорогие дети, не знаете языков даже ближних стран…

На лицах вокруг появилось презрительное выражение. Учить языки дальних стран в этой империи не модно. Им хватает языка их давно умершего слепого поэта.

— И не любите выбираться из-за стен Города. Но мир существует — даже такая далекая его часть, как империя Чинь. Так вот, наставник Маниах — человек, который был в этой империи.

Честное слово, ей не поверил никто. Все тут хорошо знали, что хотя шелк, конечно же, факт, но империя Чинь, откуда он якобы произошел — это сказки.

— Он был там трижды, — уточнила Зои. — Он знает ее язык.

И вот тут уже меня точно записали заранее в шарлатаны и сказочники.

— Видели ли вы коромысло? — начал я, и понял, что теперь меня будут слушать, потому что обычный человек не станет так начинать нормальный, то есть долгий и нудный, рассказ про весь мир как он есть. — Две связки товара равного веса на длинном, очень длинном шесте. И плечи человека, который этим шестом балансирует. Вот так устроен наш мир. Две великие империи, расположенные так далеко друг от друга, что жители одной не верят в существование другой.

«Не верим», подтвердили мне глаза слушателей.