1968: Исторический роман в эпизодах - Патрик Рамбо

— Люди нас поддерживают, — сказал Порталье девушкам, которые всхлипывали и терли глаза.

— Сейчас они аплодируют нам с балконов.

Трое друзей с покрасневшими глазами вышли на площади Данфер. Там они присоединились к тысячам других студентов, толпившихся вокруг каменного льва, на котором верхом восседал оратор, кричавший в громкоговоритель. Его было почти не слышно.

— Что он говорит? — спросила Марианна чистенького молодого человека в костюме и при галстуке.

— Он из Студенческого союза, похоже, возмущается, что доступы к площади забаррикадированы.

Действительно, активисты в куртках переворачивали машины, загораживая ими проход, но это не останавливало прибывающие колонны, которые все подтягивались и подтягивались отовсюду. Набралось уже как минимум тысяч шесть человек, когда, следуя на лету брошенному призыву, передававшемуся из уст в уста, неорганизованная толпа вдруг ринулась к бульвару Распай. Кто-то неизвестный смеха ради прокричал: «Мы жалкая кучка!» — и все с поднятыми кулаками подхватили лозунг. Какие-то женщины бросили из окна цветы в проходившую мимо толпу, и Марианна закричала: «Буржуазки за нас!» — как будто сама работала на прядильной фабрике. Распевая «Интернационал», хотя никто не знал больше двух куплетов, шумное шествие в приподнятом настроении добралось до улицы Ренн, а по дороге в него вливались новые колонны, кое-где мелькали даже преподаватели.

Возле бульвара Сен-Мишель процессия замерла. Целая армия полицейских в черных касках, с установками для метания слезоточивых гранат и круглыми щитами загородила проход.

— Нам нужны боеприпасы! — заявил низкорослый крепыш в твидовой куртке, на секунду сняв свой мотоциклетный шлем, чтобы поправить защитные очки.

Другой отломал дорожный знак и как молотком вертикально бил им по булыжнику на мостовой. В конце концов булыжник поддался, а выковырять остальные уже не составило труда. Их передавали из рук в руки на подмогу тем, кто сражался в первых рядах. «Платки на лицо и вперед!» Это была первая мощная атака. Полицейские отступили под градом летящих отовсюду камней, прикрываясь щитами. Первые ряды камнеметателей разбежались по боковым улочкам, и тут начали одна за другой разрываться дымовые шашки и гранаты со слезоточивым газом. Порталье и обе девушки ничего не могли разглядеть, задыхаясь в этом тумане. У Теодоры на бегу упала маска, девушка задыхалась, кашляла, икала.

— Надо вытащить ее отсюда! — скомандовала Марианна Порталье, и они вдвоем подхватили Тео под руки, чтобы отвести куда-нибудь, где можно дышать.

В двухстах метрах, где-то возле Сен-Пласид, они разглядели аптеку. Решетка была опущена, Порталье принялся с криками колотить в нее. Появилась женщина в белом халате. Сразу поняв, в чем дело, она немного приподняла решетку, и друзья на четвереньках пролезли в аптеку. Марианна с аптекаршей уложили Тео в подсобном помещении прямо на каменный пол, подложив ей под голову куртку, которую Порталье свернул на манер подушки.

— Это газ, — сказала Марианна, снимая платок.

— Она надышалась газа?

— Да, мадам, мы же вам говорим!

Аптекарша собралась открыть окно в другом конце комнаты.

— Ей нужен воздух…

— Там все отравлено этой дрянью!

— Только не во дворе, сюда еще не дошло, — сказала аптекарша, роясь в ящиках и шкафах. Она достала скляночку, глазные капли для Тео, которая открывала рот, как рыба, выброшенная на песок, и стонала.

— Это опасно? — спросила Марианна.

— Не знаю. Прежде всего, ей нужен покой, нельзя ни двигаться, ни пить, ни есть. Как можно меньше движений…

— А можно мы тоже останемся? — рискнул спросить Порталье. — Если выйдем, из нас там котлету сделают.

За витринами аптеки сновали жандармы в противогазах, похожие на огромных муравьев, с занесенными для удара дубинками, издавая нечто вроде боевого клича.

Сидя в кабинете комиссариата, сто лет назад выкрашенном в светло-зеленый цвет, полицейский Миссон проложил копирку между белыми листами, а потом засунул всю кипу в ящик тумбочки под столом. После пятичасовой передышки он снова еще до рассвета вышел на службу. Сейчас об отпусках и выходных нечего было и думать, мобилизовали весь личный состав. На глазах у Миссона бригадир Пелле тряс какого-то юнца, а у того шла носом кровь. Бригадир вцепился ему в плечо и резко усадил на стул напротив Миссона. Было четыре часа утра, уже наступил вторник, а полиция все допрашивала буянов, схваченных во время беспорядков: фамилия, имя… Обычные формальности. «Этому парню еще повезло, — подумал Миссон, — а то попал бы в Божон…» Туда срочно созвали кабинетных крыс, у которых не было ни малейшего практического опыта в таких делах, и они развлекались тем, что кололи пойманных студентов булавками в зад. Пелле все это забавляло. Он только что рассказал, как накануне ночью зашвырнул гранату в какой-то ночной клуб. В конце концов, разве не детишки этих богатеев выковыривают булыжники из мостовой!

— Со мной грубо обошлись! — жаловался юноша, прижимая платок к расквашенному носу.

— Что-то незаметно, — сказал Миссон, не глядя в его сторону.

— Мне нужен врач! — продолжал возмущаться студент.

— Ты швырялся камнями, — твердил Пелле.

— Нет, гипсом.

— Ты что, издеваешься?

— Я учусь на факультете изящных искусств.

— Да, ручки у тебя, как у барышни, сразу видно, не за конвейером стоишь.

В это время появился комиссар Яамбрини:

— Миссон, вы отвели в камеру молодого Тевенона?

— У которого в машине была граната? Да, господин комиссар.

— Дайте мне протокол…

Миссон покопался в своей папке и протянул начальнику бумагу. Тот разорвал ее и выбросил в урну, поясняя:

— Знаете, кто этот Тевенон? Сын депутата. Его отец только что звонил, он вне себя.

— Мы уже пятого выпускаем…

— Он утверждает, что якобы подобрал гранату на память, допустим, так оно и было.

— Какой тогда от нас прок? — проворчал Пелле.

— Вы что, тоже собрались взбунтоваться?

— Есть от чего, господин комиссар.

— Сейчас не время!

Студент улыбался, прикрываясь покрасневшим платком. На глазах у комиссара оплеуха ему не грозила.

Подъезд здания на бульваре Осман был отделан мрамором, светильники в стиле рококо отбрасывали желтый свет на стены. Возле задернутого окошка швейцарской Порталье громко назвал свою фамилию.

— А что, консьержка никогда не спит? — спросила Марианна.

— Так принято. Не важно, который час, ей надо знать, кто идет.

Поеживаясь, они уселись на диванчик в гидравлическом лифте, напоминавшем роскошный портшез. Марианна беспокоилась: