Последний тигр. Обитель Святого Ястина - Татьяна Белова

потянулся к чулкам, те слегка дымились, но были уже значительно суше, чем раньше.

Бездаря звали Камыш, был он чистильщиком, в основном конского навоза при почтовых конюшнях, но бывало и могилы на погосте рыл, и сточные канавы выгребал, а когда зимой печных дел мастер с хворью слёг, научился и дымоходы чистить, хотел было в каменщики податься, но ни один мастер его на обучение не взял. Своих было много, а много ртов кормить, это же сколько домов богачам надо построить. И хотя богачей в Бургани день ото дня всё больше становилось, но торговля то с Ниваром дело, как ни крути, сезонное, а доход нужен весь звёздный круг. Такую работу мог предложить в Бургани лишь один человек, аббат Капет. Еще, конечно, глава Девран, но милсдарь то и своих мастеров привёз, проверенных, зачем ему рисковать? Камыш потыкался весь прошлый сезон и остался при конюшнях, тепло, сухо, да трактирщик то и дело работу дополнительную подгоняет, оно, конечно, за еду, но и так неплохо. А вот новый год, начался для Камыша плохо, совсем плохо, будто кто чёрным наветом его обложил, но тут вдруг встретилась ему та собака…

Услышав про собаку, Орис почти пожалел, что спросил, но отступать было поздно. Кому ж еще рассказывать, как не тому, кто сам спрашивает? И ударился бездарь в воспоминания о том, как он могилу копал.

Помер старый Читка Раубер, брадобрей аббата Капета, и хоть бороды то у аббата отродясь не было, а вот должность была и клёны на нее выдавались, а потому пока Камыш копал могилу старому Рау, желающие занять его место, осаждали аббатского писаря и по совместительству секретаря, брата Радона. По завету скромного Святого Ястина, умирать человеку стоило также как жил, скромно, потому никто Читку проводить не пришёл. Бросили Камышу медную, да новую лопату выдали, чтоб до позора не доходить. Тело в саван из цверки завернули, а сверху тряпицей прикрыли, так на телегу и погрузили. Камыш своё дело знал, копал быстро, но и ночь подбиралась тихо, как сом к сургуку, пасть открыл и нет белого дня. Тело в могилу укладывал, когда уже совсем темно стало, а лампу то не взял, потому делал всё медленно. И вот когда он уже собрался вылезать и закапывать, услышал рычание прямо над головой, глянул и обомлел. Над могилой стояла тощая, лохматая собака и глаза её в темноте огнём зелёным горели. А позади собаки той, белая как призрак, девчонка стояла.

Орис вздрогнул и обратил всё своё внимание на бездаря, тот расплылся в улыбке, почуяв, что угодил.

— Да, да, милсдарь грамард, девчонка, в грязном платье, да башмаках размера на два больше чем надо, плащ весь мокрый был, на земле видать спала.

Орис подошёл ближе к Камышу, достал медную и принялся крутить меж пальцев, как дед любил, слушал он теперь очень внимательно.

Камыш собак не боялся, не моргнув глазом выпрыгнул из могилы, да выпрямился во весь рост, ростом то он был не сильно выше той девочки, а потому смотрел ей прямо в глаза. У него с собой и краюхи хлеба не было, но очень сильно захотелось помочь, так сильно, что достал он медную монету и протянул ей, вот только руки у него почему-то сильно тряслись, от холода, наверное. Собака носом повела, на всякий случай оскалилась и посмотрела на Камыша. Взгляд у неё был самый что ни на есть человеческий, да такой, каким бездаря Камыша никто никогда не награждал, взгляд тот был благодарный. Но собака быстро потеряла к нему интерес и потрусила в темноту, а за ней и девчонка с монетой. Обе растаяли словно сон, но Камыш с тех пор уверен был, что Создатель смотрел на него собачьими глазами, смотрел в душу ему и запомнил. Камыш как это понял, так и решил сразу, что будет хорошим человеком, скромным и переполненным благодарности. И как только решил, так сразу и дела его стали идти намного лучше. Вот, например, в прошлом месяце умер тот самый Горван, печных дел мастер, так Камыш его за бесплатно похоронил, а глава печной гильдии Карас возьми да и найди ему место помощника при городской бане, ну разве это не милость Создателя? Было это дело еще по весне и девочку эту Камыш больше не видел, а вот собаку… Её он даже поймать пытался, накормить хотел, но та от него удрала, по монастырской дороге, к круглым воротам, туда Камыш заходить не посмел. А то, что это была точно та собака, он уверен, пятно у неё белое вокруг правого глаза, а хвост обрублен.

Орис подумал, покусал губу и кинул Камышу монету.

— Если вдруг увидишь ту собаку, найди меня, — сказал грамард самым серьёзным тоном. Камыш так же серьёзно кивнул, пряча монету во внутренний карман.

Когда Орис был уже одной ногой за порогом, Камыш окликнул его снова.

— Милсдарь, я ж забыл передать, заходил белоплащник, с которым вы прибыли, сказал, чтоб шли в дом бургомистра Капета.

Орис кивнул, вышел из конюшни и разозлился. Он усталости ноги не держали, от выпитого горячего бульона клонило в сон, но по велению темнолицего святейшества должен он был топать в дом трусливого бургомистра и непонятно зачем. Злился Орис скорее из упрямства и сам это понимал, поговорить с формальным главой города будет не лишним, особенно если девочка здесь была. Та самая, из каменного склепа усыпальницы Святого Ёльма безымянная, названная Уной. Как Орис и думал, именно этой дорогой бежал Веридий с сыном и девочкой, но до Бургани видимо добежали не все. Спроси его кто, почему грамард был так уверен, мало что ли голодных, брошенных детей шастает по округе, так Орис бы только улыбнулся, той самой улыбкой, тёплой, как каштаны на солнцепёке.

Дом бургомистра стоял на площади, рядом с ратушей, не самый богатый, не самый красивый, обычный, высокий, нависающий верхней частью над улицей, в этот час уже тёмной. Огонь горел лишь в Звёздной чаше перед ступенями Собора Святого Ястина, да на самой площади дрожали три маленьких огонька. Орис поёжился, плащ он не взял, а зря, солнце сползло за Край и стало прохладно.

Огоньки на площади дрогнули и стали приближаться. Волосы на затылке встали дыбом и по спине Ориса пробежал уже совсем иной холодок. Грамард замер, подумал и скользнул к ближайшему дому, укрыться к его тени. Улица была неприятно пуста, окна дома темны, из отхожей ямы воняло тухлой