Пси-ON. Книга II - Евгений Нетт

плазменной сферы. Он сделал выводы из нашего столкновения, и уже пару дней так точно занимался развитием способности противостоять чужой воле. Получалось… ну, не плохо так точно, ведь Георгий в противном случае просто так с брата бы не слез. Его стремление к совершенству даже меня пробрало, а ведь мы общались всего — ничего, да и начали с откровенно паршивого знакомства.

— Мне ещё только предстоит пройти этот путь. — Сказал я, невольно сравнив свою физическую форму с таковой у Литке-старшего. На нём можно было расположение мышц заучивать, в то время как на мне… Ну, кости и вены, наверное. — Но меня смущает тот факт, что, похоже, возможности получить реальный боевой опыт в академии нет…

Литке рассмеялся:

— Реальный боевой опыт на то и реальный, что его можно получить только на поле боя. Но я понял, что ты имеешь в виду. — Меж пальцев парня заплясала одинокая точка низкотемпературной плазмы. — Полноценные спарринги — это слишком опасно. Несмотря ни на что, псион в первую очередь человек, а много ли надо человеку, чтобы умереть?

Перед глазами встали останки Таранова Петра, человека, которого я «до всего» считал своим лучшим и единственным другом. Вот уж с чем не поспоришь, так это с тем, что его жизнь оборвалась за считанные мгновения. Люди слишком хрупки, и часто об этом забывают.

Поможет ли биокинез справиться с этой проблемой? Вопрос, ответ на который мне принесут только месяцы, а то и годы обучения. Ноготок-то я, проштудировав «базу», уже отрастил…

— Стеклянные пушки. — Литке вопросительно на меня воззрился. — Псионы — стеклянные пушки. Так в играх называют персонажей, которые могут нанести много урона, но и сами погибают от любого чиха.

— От любого чиха псион, конечно, не помрёт, но мысль занятная. — Литке-старший поднялся на ноги, сбросив «полотенце» на лавку и размяв плечи. — Продолжим?

Я последовал его примеру, ибо в плане выносливости именно псионических манипуляций я не отставал, и, вероятно, даже обгонял отпрыска знатного дворянского рода. Точно сказать я не мог, так как не спрашивал, насколько за день тот вымотался. Но пока что я превратился в тряпочку чисто физически, а вот нервная система держалась молодцом.

— То же самое, или?..

— Ты слишком легко всё схватываешь, так что я не против показать тебе ещё кое-что из своего арсенала. На этот раз связанное с водой. — Парень хмыкнул и задрал голову, где на потолке вопреки трудам вентиляционных систем собирались капельки влаги. В какой-то момент вся жидкость начала стягиваться к парню, собираясь в огромную каплю-сферу. Вода даже из воздуха конденсировалась, дабы принять участие в этом параде гидрокинеза. — Ты уже экспериментировал с жидкостями и гидрокинезом?

— Минимально. — И сие являлось чистой правдой, ибо несмотря на свой «грозный» разум, именно что интеллектуально я, возможно, особо никуда не продвинулся. Всё-таки интеллект — это не только лишь способность к анализу поступающей информации и ускоренному мышлению. Со стороны я, конечно, могу показаться вундеркиндом похлеще лучших умов человечества сугубо за счёт ускорения работы сознания, но вот создать что-то, толкнуть прогресс вперёд и так далее — это вне моих компетенций. Быть может, полноценное и всестороннее образование это исправит, но… звучит сомнительно. — Только проверял, как гидрокинетика реагирует при взаимодействии с другими направлениями, косвенно задействующими жидкости. Лёд, пар, различные взвеси, человеческие плоть и кровь…

— «Человека» ты, я надеюсь, не на себе проверял? — Вздёрнул бровь Литке-старший. В это же время его брат посмотрел на меня со смесью удивления и неверия.

— Я не экспериментировал в полном смысле этого слова, если ты об этом. Сугубо оценил саму возможность… отсутствующую по причине высокой «стабильности» моего тела. Не берусь загадывать, но так дела должны обстоять у каждого псиона. — Потому что иначе мои опасения по поводу оторвавшегося от сердца сосуда были бы несколько более реальными, и этому учились бы полноценно противодействовать. На тело можно было воздействовать опосредованно и извне, но вот изнутри — увы.

— Так оно и есть. Тело псиона и всё то, что разум считает его частью фактически неприступно для любых сторонних воздействий. Да и для не посторонних тоже: я, например, не смогу себя «подогреть» напрямую, даже если очень захочу…

— Погоди-погоди. — Я сфокусировал взгляд на лице парня. — Что значит «всё, что разум считает его частью»?

— Это известный в определённых кругах феномен, при котором псион, лишившийся конечности и установивший протез, со временем как бы «делает» этот протез частью себя. Если поначалу другой псион может, скажем, раскалить протез, заморозить или сделать что угодно ещё изнутри, то спустя несколько месяцев это становится невозможным. — Я прищурился, уже видя в этом знании определённого рода перспективы. Что значит «разум делает», если я и есть этот разум? И почему я не могу осознанно увеличить эту область хотя бы до радиуса в метр? — Считается, что разум стабилизирует всё то, что считает частью подконтрольного тела. Слышал даже, на западе есть один псион, экспериментирующий в этом направлении и чуть ли не экзоскелет, обшитый кожей на себе таскающий.

— Это интересно. Очень интересно. — Задумчиво пробормотал я. — А имя или прозвище этого псиона ты, случайно, не помнишь?

Литке-старший пожал плечами.

— Он не особо известен, и я знаю про него только со слов деда. — Что ж, логично и печально, но информацию я смогу найти и сам. Ноутбук есть, время — тоже. Единственное что огорчает, так это то, что с моей скоростью мышления пользоваться примитивным лэптопом будет несколько болезненно… но что мешает совместить с чем-то ещё? — Он интересуется протезами, мечтая о том, чтобы вернуться в строй. И если бы не указ Его Императорского Величества, он обязательно оказался бы на передовой.

— Указ? — Я завороженно глядел на то, как вокруг Литке-старшего вращались потоки воды. Он походил на мага из старого мультика, и недоставало разве что плавных движений «а-ля боевое искусство».

— Это долгая история, так что давай-ка совместим с делом. Мне интересно, сможешь ли ты это повторить… — Один из водных потоков резко сжался, задрожал — и из него выстрелила тонкая струя, вгрызшаяся в мишень и за считанные мгновения оставившая на металле глубокую, гладкую рытвину. Будь на месте цели человек — и его бы просто рассекло на две половинки. Давление не оставляло пространства для шуток, и было крайне опасным в