Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу - Джессика Пан

– Я думаю, это зависит от города. Например, Бостон сложнее, чем Нью-Йорк, где люди более разговорчивы. А я из Германии, где мы очень крепко привязываемся друг к другу. С немцами едва ли можно заговаривать. Но они всегда готовы прийти на помощь, как только вы заручитесь их вниманием, – говорит он.

Его опыт показывает, что эффективное лечение социальной тревожности – одна из форм экспозиционной терапии: нужно поместить людей в их худший кошмар, где они гарантированно будут многократно отвергнуты. Например, он может указать пациенту встать на обочине дороги и очень громко петь. Или подойти к сотне незнакомцев в метро и попросить у них 400₤. Или каждый день проливать на себя чашку кофе в людном месте.

Просто, понимаете… ваши главные КОШМАРЫ.

Но, объясняет Стефан, «никто не будет увольнять тебя, разводиться с тобой или арестовывать тебя, если ты будешь делать такие вещи». В 80 % отзывов о нем говорится про облегчение тревоги. Значит, в этом безумии может быть действенный метод.

– Что… что бы вы мне посоветовали?

Я должна спросить.

– Ну, а чего же ты боишься?

Затем следует импровизированная терапевтическая сессия, во время которой я после пары толчков признаюсь, что больше всего боюсь, как бы незнакомец не подумал, будто я странная и глупая.

– Тогда будет лучше, если мы построим беседу, в которой ты подойдешь к незнакомцу и скажешь что-нибудь совершенно глупое, – предлагает Стефан. – Я бы хотел, чтобы ты спросила незнакомого человека: «Простите, я тут кое-что забыла. В Англии правит королева? Если да, то как ее зовут?» Тебе придется сказать именно эти слова и ничего больше.

Мое сердце начинает колотиться. Но он не прекращает говорить.

– Чтобы задать этот вопрос, тебе не следует выбирать милых старых леди или дружелюбно выглядящих людей. И ты не должна говорить: «Простите, я вроде забыла, кто такая королева…» – потому что это безопасное поведение, оно не позволит тебе преодолеть свой страх, – добавляет Стефан.

– Отлично, – говорю я. Я скорее сломаю обе ноги во время сильного тайфуна в пугающем чужом районе, чем задам незнакомцам в Лондоне самый глупый вопрос, который только могу придумать.

– Как ты думаешь, каковы будут последствия, если ты это сделаешь?

Отличный способ вылечить социальную тревожность – экспозиционная терапия. К примеру, спросить у лондонца в метро, кто королева Англии.

Я говорю ему, что незнакомец подумает, что я лгу, шучу или страдаю амнезией. Или, что наиболее вероятно – а для меня губительно, – примет меня за идиотку.

– Да, и что тогда произойдет? Представь себе это.

Я закрываю глаза.

– Они закатывают глаза и уходят. Или, если это будет в метро, все будут смотреть на меня и думать, что я глупая и странная.

– Отлично. Отлично, – говорит Стефан. – То, что ты описываешь, – это реалистичный сценарий, с которым мы все могли бы жить: мы спрашиваем кого-то, он закатывает глаза и уходит. Итак, человек думает, что ты глупая, и все. Жизнь продолжается. В мире живут миллионы людей – найдутся те, кто сочтет нас глупыми, и в этом нет ничего страшного.

– Только мысль об этом пугает меня, – говорю я ему.

– Ну, знаешь, что я думаю? – отвечает Стефан.

– Что? – спрашиваю я.

– Как насчет того, чтобы попробовать?

Я нервно смеюсь. Стефан смеется над моей реакцией. Мы смеемся. И смеемся.

Я вешаю трубку.

Я бросаю взгляд на диван, потом снова на телефон. И на значок в моей руке.

«Я разговариваю с незнакомцами».

Я встаю и хватаю пальто.

Я так нервничаю, что начинаю бояться, как бы меня не арестовали. Вероятно, меня следует арестовать за то, что я собираюсь сделать: нарушение общественного порядка и личного пространства. (Это эмоциональное насилие? Думаю, это вполне может быть еще и эмоциональным насилием.)

Мужчина идет навстречу мне по платформе метро. Ему чуть больше 40, на нем темно-синий костюм, и он выглядит так, словно спешит. Он приближается. Еще ближе.

Я машу рукой перед его лицом. Он резко останавливается и удивленно смотрит на меня.

– Простите, я забыла… – произношу я и замолкаю.

Он выжидающе смотрит на меня.

– Э-э, а в Англии правит королева? И если да, то как ее зовут? – заикаюсь я.

– Королева Англии? – повторяет он, недоверчиво подняв брови.

– Да. Она правит? Кто… кто она? – спрашиваю я.

– Виктория, – говорит он.

Этого не было в сценариях, которые я себе представляла.

– Виктория? – уточняю я.

– Ага.

– Значит, вы говорите, что королеву Англии зовут Виктория? – Теперь я тут ничего не понимаю.

– Да, – говорит он и запрыгивает в поезд. Я в таком замешательстве, что сразу же останавливаю взгляд на следующем человеке, которого вижу: еще один мужчина, на этот раз лет 20, ростом не ниже 180 сантиметров, одетый в спортивный костюм. Я быстро задаю ему тот же вопрос, и он смотрит на меня с ошеломленным презрением.

– Виктория, – говорит он и уходит.

Ладно, экстравертный эксперимент в сторону – неужели никто не знает, кто сейчас королева Англии?

А знаю ли я, какая королева сейчас правит в Англии?

В смятении, я останавливаю четырех женщин подряд, и каждая из них говорит мне: «Елизавета». Некоторые удивляются и смеются, некоторые останавливаются испуганно, и все они смотрят так, будто до меня очень долго доходит. Одна спрашивает, все ли со мной в порядке. Но никто не звонит в полицию.

Я не умерла.

Стефан был прав.

Конечно, теперь у меня есть серьезные сомнения относительно понимания среднестатистическими британцами истории и текущих дел в стране. Но я-то? Я в порядке. Даже лучше, чем нормально. У меня просто кружится голова после этого неравного боя. Я практически бегу домой, от радости подбрасывая в воздух листья.

Некоторые люди говорят, что глупых вопросов не бывает. Но, задавая глупейшие вопросы, я взглянула в лицо своему страху говорить со случайными незнакомцами.

Мой уровень уверенности был невероятно высок. Типа как у высоких-американских-мужчин-после-четырех-бутылок-пива. Может быть, я действительно могу быть такой.

На следующий день я ем в одиночестве в суши-баре, наслаждаясь своим обеденным уединением. Как только я откусываю кусочек острого тунца, я резко чихаю, и суши оказываются на моих черных джинсах. В этот момент я слышу мужской голос за своим плечом:

– Не возражаете, если я сяду здесь?

Мой рот набит едой, из носа течет, повсюду кусочки риса, и бизнесмен в костюме выжидающе смотрит на меня. О нет. Это ужасно. Это чудовищно. Для нас обоих.