Обрученные холодом - Кристель Дабо

У Агаты восторженно блестели глаза, а Офелия пришла в ужас. Торн – придворный?! Уж лучше бы он был простым охотником. Чем больше она узнавала о своем будущем супруге, тем сильнее ей хотелось удрать подальше.

– А… откуда все эти сведения?

Агата поправила шляпку, из-под которой выбивались задорные рыжие кудряшки. Ее вишневый ротик растянулся в улыбке.

– Источник самый что ни на есть надежный! Мой деверь Жерар узнал все это от своей прабабки, а та – от своей кузины, сестры-двойняшки одной из Настоятельниц!

И Агата, лихо прищелкнув пальцами, соскочила со стола.

– Считай, что ты выиграла главный приз в брачной лотерее, дорогуша! Подумать только: человек такого круга просит твоей руки! Поедем скорее, нужно придать тебе товарный вид!

– Иди вперед, – прошептала Офелия. – Мне нужно выполнить одну формальность. Последнюю…

Ее сестра в несколько грациозных шажков оказалась у двери.

– Пойду вызову нам фиакр!

Офелия долго стояла у своего стола. Мертвая тишина, воцарившаяся в музее после ухода Агаты, прямо-таки физически давила на уши. Офелия наугад открыла дневник прабабушки Аделаиды. Пробежала глазами строки, написанные изящным, нервным почерком почти век тому назад. Впрочем, она и так знала их почти наизусть:

«6 июля, вторник. Вынуждена признать, что у меня поубавилось восторга. Госпожа посол отбыла в путешествие, оставив меня и брата на своих бесчисленных гостей. Мне кажется, что о нас попросту забыли. Мы проводим дни за карточными играми и прогулками в парках. Брат приспособился к этой праздной жизни лучше моего и даже увлекся какой-то герцогиней. Необходимо призвать его к порядку, ведь мы прибыли сюда с сугубо деловой миссией…»

Офелия была сбита с толку. Дневник Аделаиды и сплетни Агаты не имели ничего общего с рисунками Аугустуса. Теперь Полюс представлялся девушке в высшей степени изысканным местом. Интересно, играет ли Торн в карты? Если он придворный, то просто обязан играть. Может, он посвящает свои дни только этому развлечению?

Офелия уложила дневник в фетровый чехольчик и спрятала к себе в сумку. Затем отперла секретер, стоявший позади ее рабочего стола, и вынула инвентарный журнал.

Девушке часто случалось забывать ключи от музея прямо в двери, терять важные документы и даже ломать уникальные артефакты. Но инвентарный журнал она вела регулярно и аккуратно.

Офелия была превосходной чтицей, одной из лучших в своем поколении. Она могла прочесть историю любого предмета, поэтапно, век за веком: какие руки к нему прикасались, кто им пользовался, кто его любил, кто ломал, а кто чинил. Этот дар позволял ей описывать предмет с невиданной точностью. Там, где ее предшественники мучились, раскапывая подробности биографии хозяев, Офелия безошибочно выявляла всех владельцев вещи, включая создателя.

Инвентарный журнал был для девушки все равно что личный дневник. По обычаю ей следовало бы передать его из рук в руки своему преемнику – новому директору музея. Увы, пока еще на эту должность никто не польстился. Поэтому Офелия вложила в журнал записку для того или той, кто в будущем заменит ее, убрала инвентарную опись в секретер и заперла его на ключ. Потом медленно вернулась к столу, оперлась на него обеими руками и постояла так несколько минут, заставляя себя глубоко дышать и привыкать к мысли о неизбежном. Теперь все кончено. Завтра она уже не откроет свой музей, как делала каждое утро. Завтра ее свяжут с человеком, чье имя она будет носить отныне и до смерти.

Госпожа Торн… Лучше уж сразу смириться с этим.

Офелия в последний раз оглядела музей. Через стеклянный купол лился в зал поток света, украшая золотым ореолом экспонаты, которые отбрасывали на пол причудливые тени. Никогда еще музей не казался Офелии таким прекрасным!

Девушка оставила ключи в каморке привратника и направилась к выходу из музея. Едва она вышла из двери под стеклянный козырек, усыпанный листвой, как сестра уже окликнула ее из дверцы экипажа.

– Влезай скорей! Мы едем на улицу Орфевр!

Кучер картинно щелкнул кнутом, хотя в экипаж не была впряжена ни одна лошадь. Скрипнули колеса, и фиакр двинулся вдоль реки, ведомый лишь силой внушения своего хозяина.

По дороге Офелия смотрела в окошко. Фахверковые дома[4], рыночные площади, нарядные здания мануфактур выглядели отчужденно. Весь город словно говорил ей: ты уже нездешняя! Между тем люди жили обычной жизнью в золотистом сиянии поздней осени. Молоденькая няня везла коляску с младенцем, краснея от восхищенного свиста маляров, работавших на строительных лесах. Школьники возвращались домой, жуя на ходу теплые жареные каштаны. Рассыльный бежал по тротуару с пакетом под мышкой. И все они были родственниками Офелии, хотя она не знала и половины этих мужчин и женщин.

Офелия взглянула на гору, высившуюся над их Долиной и сплошь исчерченную серпантином тропы. Ближе к вершине виднелся первый снег. Сама же вершина тонула в сером туманном мареве, мешавшем разглядеть обсерваторию Артемиды. Подавленная видом этой холодной скалистой громады, Офелия ощутила себя совсем беззащитной.

Агата щелкнула пальцами перед ее лицом:

– Давай-ка быстренько обсудим план действий! Тебе нужны новые платья, туфли, шляпы, белье, много постельного белья…

– Мне нравятся мои старые платья, – отрезала Офелия.

– Молчи лучше! Ты одеваешься как наша бабушка! – воскликнула Агата и тут же схватилась за перчатки сестры. – Господи боже мой, ну зачем ты таскаешь это старье? Мама же заказала для тебя целую коробку новых у Жюльена!

– На Полюсе не делают перчаток для чтецов, я должна их экономить.

Но Агата осталась глухой к этим доводам. Кокетство и элегантность оправдывали в ее глазах любую расточительность.

– Да встряхнись же ты, наконец! Ну-ка, выпрями спину, втяни живот, выпяти грудь! И, ради бога, смени цвет очков, твой серый просто ужасен! А что касается вот этого, – продолжала Агата, брезгливо приподняв кончиками пальцев темную косу Офелии, – на твоем месте я давно бы отрезала всё под корень! Надо радикально сменить имидж! Жаль, сейчас у нас нет на это времени… Ну давай, выходи скорей, приехали!

Офелия неохотно потащилась за сестрой. При виде каждой новой юбки, каждого корсета, каждого ожерелья она отрицательно мотала головой. После двух скандалов и десятка бутиков девушка дала себя уговорить лишь на покупку новых ботинок вместо стоптанных старых.

В парикмахерском салоне Офелия проявила так же мало энтузиазма. Она и слышать не хотела о щипцах для завивки и бантиках по последней моде.

– С тобой надо железные нервы иметь! – бушевала Агата. – Мне было семнадцать лет, когда меня выдали за Шарля! А маме – на два года меньше, когда она вышла за папу! И вот посмотри, какими мы стали: примерными женами, счастливыми матерями, эффектными женщинами! А тебя просто избаловал наш двоюродный дед. И оказал тебе этим медвежью услугу!