Жестокая гвардия неба - Дмитрий Градинар

Но что-то подсказывало, есть еще некоторые детали. Те самые, в которых и любит скрываться дьявол. Еще что-то, иначе обращение Евы теряет смысл. И, похоже, эти детали госпожа Капрош не торопится ему сообщать. А зря. На взбалмошную личность она не тянет, сидит ровно, не раскачивается, ноги без малейшего изъяна, руки свободны, никаких скрещиваний на груди, выдающих неуверенность, или барабанящих по столешнице пальцев, свидетельствующих о нервозности. Выдержка что надо. Разве что слезы. Хотя, если бы не они, можно было бы вообще ничего не заподозрить. Смотрит прямо, не боится заглядывать в глаза, взгляд рассудительный. Никакого огня, никакого безумного блеска. Никакой крикливой бижутерии или несуразицы в одежде вроде короткой юбки над длинными гольфами в полоску. Бывают и такие дамы. В тридцать с чем-то лет.

– Вы, наверное, думаете, я скрываю истинные причины?

И в проницательности ей не откажешь. Что же ты наделал такого, Тибор Капрош? Почему она хочет с тобой расстаться?

– Именно так я и думаю. Подводная лодка на крыше – это, конечно, нонсенс. Но не более. Вам повезло, что вы незнакомы с каким-нибудь коллекционером сыра или старых велосипедов.

– И такие бывают?

Слезы высохли. Ясный взгляд. Но теперь в нем сомнение. Будто женщина ищет оправданий для своего супруга, но натыкается на глухие стены. И называет его не как-то издевательски, или хотя бы иронично, вроде мой благоверный, жеребец, придурок. Таких эпитетов Пензел наслушался предостаточно. Нет, называет мужем. В чем же подвох? И в чем одержимость?

– Бывают! Я даже знал одного собирателя оконных рам. Его пытались оштрафовать за нарушение правил пожарной безопасности. Этими рамами у чудака был завален весь приусадебный участок. Со стеклами и без стекол. А вместо кустов смородины высились горы форточных фрамуг. Каково?

– Жуть. Дурак какой-то, вы уж простите. Наверное, свихнувшийся стекольщик, кто еще станет собирать такую дрянь?

– Не угадали. Он был специалистом-взрывником. Знаете, есть такие компании, что занимаются сносом старых зданий?

– Буду знать. Хотя, мне-то оно зачем? Я пришла не за этим.

– Вот именно, что не за этим! Вы пришли, чтобы свалить на кого-то часть собственной ответственности за решение. Вы ни разу почему-то не сказали о Тиборе, что он сумасшедший. И дураком, в отличие от странного взрывника, его не называете. Одержимый, конечно, звучит весомо. В случае, если бы ко мне пришла монашка. Поймите, для развода недостаточно сказать: одержимый! Вы можете привести факты, из которых следовал бы вывод о невменяемости супруга?

– Он не сумасшедший, – быстро проговорила Ева.

– Тогда, может быть, наркотики? Какая-то мания? Я могу представить так: он – метеоролог, как, впрочем, и вы. В мире творится черт знает что! Я имею в виду погоду. Тот, кто разбирается во всех ее выкрутасах, вполне может заполучить профессиональную манию. Вроде мании величия у политиков, мании преследования у шпионов или мании тотальной подозрительности и беспардонности у полицейских. Выкладывайте все начистоту, или вам придется искать другого юриста. Брать деньги только за то, что без всякого повода разрушается еще одна семья…

– Поводы? Вам нужны поводы… Ну что ж.

Ева снова улыбнулась, на этот раз зловеще, утратив свое очарование, и, чуть подавшись вперед, начала рассказывать.

* * *

Уже через десять минут Пензелу захотелось задернуть на окнах шторы, сжаться в комок и – черт возьми! – хорошенько подумать, не пора ли начать строить собственный ковчег. Никаких сомнений, это дорогое удовольствие. Что там ему потребуется? Эхолот? Гироскоп? Каждой твари по паре, желательно в консервах…

На одиннадцатой минуте он сумел стряхнуть наваждение. Но уже на двенадцатой все вернулось обратно. Он понял, чего так боялась женщина, не желая раскрывать истинных мотивов.

Она боялась, что ей поверят!

А он поверил. И потому Пензелу стало страшно.

– У меня осталась цифровая запись… – как из тумана доносился голос Евы, – Тибор сам попросил ее сделать, когда он… когда он…

Образ мужчины, с руки которого срывается молния, и тут же улыбка. Может быть, не самая счастливая, но – улыбка.

– Вот несколько фотографий, правда, не совсем разборчивых. Фотоаппарат не успевает поймать этот миг. Кардиограмма. Ее сделал знакомый врач, в частном порядке, потому что… ну, вы должны понимать. Запись звуков, что проявляются в момент контакта. Диктофон лежал у Тибора в кармане. Рядом находилось еще несколько записывающих устройств, но они… В общем, там ничего не осталось. Можете провести экспертизу, только умоляю, никому пока…

Туман вокруг. Наползает. Из белесого и далекого становится каким-то близким и багровым. Щупает сердце. А он сам? Что случилось бы с ним, или с любым другим человеком, если б вот такая кардиограмма, словно график сейсмографа во время землетрясения?

– Маркош ничего не видел. Муж не хотел, чтобы сын испугался. Обычно это происходило посреди дня, когда не так заметно. Еще бывало к вечеру. Рядом с нашим домом идет строительство. Получается, как будто искрит электросварка. Но Тибор не хотел, понимаете? Боже! Как бы вам все понять! Как понять мне самой… Это кошмар наяву, но Тибор ни при чем. Он не хотел…

– Тогда все, что он говорил, – это правда? Это пророчества? – слышал себя со стороны Пензел, а в голове снова ожили загадочные эхолоты и гироскопы.

– У пророчеств есть степень вероятности. Тибор сказал, тут без шансов. Будет так.

– И что? Со всем миром?

– Он говорил о побережьях.

– Каких побережьях? Дунай? Тиса? Кереш, Балатон, Шайо?

– Моря. Он говорил про моря. Но сказал, что везде по-разному, и нельзя быть уверенным…

– Вы позволите ознакомиться с видеозаписями?

– Только если вы все восприняли всерьез и не считаете мой рассказ бредом.

Всерьез! Все всерьез! Возможно, она нашла правильное слово – одержимость. Вот только одержимость – чем? От возбуждения на лбу адвоката выступила испарина.

– А та встреча на конференции, если можно, чуть подробней…

Профессиональная привычка требовала задавать уточняющие вопросы. Привычки часто не знают, что они лишние.

– Тибор поехал в Люксембург. По приглашению.

– Он… он уже умел? Ну, я говорю о…

– Да!

– И тот человек, с которым он познакомился…

– Какой-то принц. Знаете, странно в наше время воспринимать всякие титулы, монархия ведь больше для проформы, наверное. То ли Сокира, то ли Сокера… Потом они переписывались по Интернету. Но когда я попыталась просмотреть его почту, он… он…

– Договаривайте! – чуть повысил голос Пензел.

– Он сжег компьютер.

– Как сжег? В смысле, каким образом это…

– Он сжег!