Как по лезвию - Александр Николаевич Башлачев

моей стороне.[67]

Все бы хорошо, да в одиночку не весело.

Да почему бы нам с тобой не плясать в огне!

Чтобы пятки не жгли угли, да не пекла зола,

Да не рубиться бы в рубли, да от зла не искать бы зла.

Я тобой живу, но прости, мне сны — не житье..[68]

И я не согрешу против истины, согрешив за нее.[69]

Мы облучены, и я иду на звон струны из твоей косы.

Мы обручены, и значит время задуть часы.[70]

Время выйти в лес, где поляны твои святы.

Времени в обрез — цветы и еще цветы.

Я тебя люблю, и я уйду, раз уж я пришел.[71]

Я тебя люблю, и по колено мне трын-трава.

Так вей славянским словом, молва, как все хорошо!

Славно на земле, где всяк всему голова.

Я тебя люблю, и в облака смотрю свысока.

Весело ли грустно, да по Руси по руслу речет река.

Как течет река в облака, а на самом дне

Мечется огонь, и я там пляшу в огне!

Мечется огонь, и мы там с тобой в огне![72]

III

В чистом поле — дожди

В чистом поле — дожди косые.

Эй, нищета — за душой ни копья!

Я не знал, где я, где Россия

И куда же я без нея?

Только время знобит, колотит.

Кто за всех, если дух — на двух?

В третьей роте без крайней плоти

Безымянный поет петух.

Не умею ковать железо я —

Ох, до носу мне черный дым!

На Второй Мировой поэзии

Призван годным и рядовым.

В чистом поле — дожди косые,

Да нет ни пропасти, ни коня.

Я не знал, как любить Россию,

А куда ж она без меня?

И можно песенку прожить иначе,

Можно ниточку оборвать.[73]

Только вырастет новый мальчик

За меня, гада, воевать.[74]

Так слушайте, как же нам всем не стыдно?

Эй, ап — спасите ваши души!

Знаешь, стыдно, когда не видно,

Что услышал ты то, что слушал.[75]

Стань живым — доживешь до смерти.

Гляди в омут и верь судьбе —

Как записке в пустом конверте,

Адресованный сам себе.

Там, где ночь разотрет тревога,

Там, где станет невмоготу —

Вот туда тебе и дорога,

Наверстаешь свою версту.

В черных пятнах родимой злости

Грех обиженным дуракам.

А деньги — что ж, это те же гвозди,

И так же тянутся к нашим рукам.

Но я разгадан своей тетрадкой —

Топором меня в рот рубите!

Эх, вот так вот прижмет рогаткой —

И любить или не любить!

А тех, кто знает, жалеть не надо.[76]

А кровь — она ох красна на миру!

Пожалейте сестру, как брата —

Я прошу вас, а то помру.

А с любовью — да Бог с ней, с милой...

Потому как виновен я.

Ты пойми — не скули, помилуй,

Плачь по всем, плачь, аллилуйя!

В чистом поле — дожди косые.

Да мне не нужно ни щита, ни копья

Я увидел тебя, Россия.

А теперь посмотри, где я.

И я готов на любую дыбу.

Подними меня, милая, ох!

Я за все говорю — спасибо.

Ох, спаси меня, спаси, Бог!

Случай в Сибири

Когда пою, когда дышу, любви меняю кольца,[77]

Я на груди своей ношу три звонких колокольца.

Они ведут меня вперед и ведают дорожку.

Сработал их под Новый год знакомый мастер Прошка.

Пока влюблен, пока пою и пачкаю бумагу,[78]

Я слышу звон. На том стою. А там глядишь — и лягу.

Бог даст — на том и лягу.

К чему клоню? Да так, пустяк. Вошел и вышел случай.

Я был в Сибири. Был в гостях. В одной веселой куче.

Какие люди там живут! Как хорошо мне с ними!

А он... Не помню, как зовут. Я был не с ним. С другими.

А он мне — пей! — и жег вином. — Кури! — и мы курили.

Потом на языке одном о разном говорили.

Потом на языке родном о разном говорили.

И он сказал: — Держу пари — похожи наши лица,

Но все же, что ни говори, я — здесь, а ты — в столице. —

Он говорил, трещал по шву — мол, скучно жить в Сибири...

Вот в Ленинград или в Москву... Он показал бы большинству

И в том и в этом мире. — А здесь чего? Здесь только пьют.

Мечи для них бисеры. Здесь даже бабы не дают.

Сплошной духовный неуют, коты как кошки серы.[79]

Здесь нет седла, один хомут. Поговорить — да не с кем.

Ты зря приехал, не поймут. Не то, что там, на Невском...

Ну как тут станешь знаменит, — мечтал он сквозь отрыжку, —[80]

Да что там у тебя звенит, какая мелочишка?

Пока я все это терпел и не спускал ни слова,

Он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова.

Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса.

Тем более, что на Оби мороз всегда за тридцать.

Потом окончил и сказал, что снег считает пылью.

Я встал и