Путеводитель ботаника по цветам и судьбам - Кейт Хавари

– Как я уже сказала, он пришел проконсультироваться со мной, – ответила Шафран с подчеркнутым достоинством.

– Принес что-нибудь интересное?

– Ничего, что могло бы заинтересовать тебя. – Она пролистнула пару бумаг, чтобы отвлечься от фотографий. Ли посмотрел на нее с подозрением, но ничего не сказал.

«В этом и заключается проблема нашего партнерства», – мысленно ворчала Шафран, листая свой блокнот. Она ожидала гораздо менее вовлеченного коллегу, которого бы встречала раз или два в неделю, а не мужчину, который все время торчал в ее кабинете, роясь в ее книгах и бумагах, и делил с ней воздух в и без того душной комнате. Девушка бросила на него суровый взгляд, а Ли едва сдерживал улыбку, листая один из своих медицинских учебников.

Минут пять Шафран украдкой бросала взгляды на фотографии, надеясь, что Ли не смотрит, но наконец сдалась.

– Ну хорошо. Иди посмотри, что он принес.

В одно мгновение Ли оказался рядом с улыбкой до ушей.

– Если ты настаиваешь.

Шафран показала ему фотографии и описала таинственные букеты. Ли рассматривал их под лупой, низко склонившись, полностью пренебрегая ее личным пространством. По крайней мере от него хотя бы приятно пахло.

– Я не знаю и половины этих цветов, – сказал он наконец, выпрямившись и опираясь бедром о ее стол. – Даже под твоим чутким руководством я смог бы распознать только розу. К слову, я отправил изрядное их количество многим достойным девицам. – Он подмигнул, на что Шафран лишь закатила глаза. – Полагаю, розы – лучший выбор, особенно если предназначены подходящей женщине. Правильного сорта, разумеется. Впрочем, красные бутоны могут быть опасны, и я не о шипах говорю. Красный цвет говорит о любви слишком громко. В юности я как-то совершил подобную ошибку. Кажется, ее звали Люсиль, и она была девушкой высшего сорта, скажу я вам…

Шафран давно перестала слушать. Розы символизировали любовь. Ну а розмарин, конечно, воспоминания. Ей легко запомнился отрывок из Шекспира: «Вот розмарин для вас, он – чтобы помнить. Молю, любовь моя, не забывай. А вам – фиалки, чтоб мечтать». Эти строки заставили Шафран задуматься о предназначении каждого цветка в букете.

– Пойду в библиотеку, – пробормотала она, прервав воспоминания Ли о его прошлой спутнице жизни.

– Что, сейчас? Зачем?

– Хочу кое-что посмотреть, – непринужденно ответила она, собирая вещи.

– Тогда я тоже могу пойти.

Боль в лодыжке ничуть не уменьшилась, но гораздо легче было не обращать на нее внимания, когда нечто настолько увлекательное заняло все мысли. Шафран и Ли прошли через пустой холл, соединявший северное крыло со зданием Уилкинса, в котором находилась библиотека. В Галерее Флаксмана, имевшей восьмиугольную форму и располагавшейся в фойе, было абсолютно тихо. Пылинки зависли в затхлом воздухе под высоким потолком, неподвижные, как и мраморная статуя, возвышавшаяся в центре зала.

Они прошли в библиотеку через стеклянные двери; внутри, казалось, было прохладнее. В длинном зале, заставленном высокими стеллажами, было так же спокойно, хотя за столом сидела кучка исследователей, задержавшихся после занятий. Ли последовал за Шафран туда, куда они довольно часто наведывались, – в небольшую секцию ботаники, расположенную в задней части помещения.

– Я думал, мы ищем что-то интересное, – простонал Ли и поплелся дальше.

Шафран пробежалась глазами по названиям книг, которые за годы учебы выучила практически наизусть. Нет, здесь нет ничего, что могло бы помочь. Она задумалась, где ей отыскать книги по этикету, если таковые вообще имелись в университетской библиотеке.

Девушка направилась в секцию социальной литературы и там нашла то, что искала. Небольшая книга одиноко стояла на нижней полке. Называлась она, как показалось Шафран, довольно лаконично: «Цветы: их язык, поэзия и чувства». В ней говорилось: «Ни одно произнесенное вслух слово не в состоянии передать ту изысканность чувств, которую можно прочесть в своевременно подаренном цветке».

Шафран отнесла книгу на ближайший стол и разложила перед собой фотографии. В ясном, голубоватом свете, падающем из ближайшего окна, она принялась составлять примечания к каждому цветку в букетах, руководствуясь толкованиями, представленными в энциклопедии.

С каждой страницей композиции, составленные преступником, приобретали всё больший – и весьма волнующий – смысл. Лепестки цветов таили тревожную историю. В блокноте Шафран записала:

Букет первый, странгуляция:

Лютик – стремление к богатству или ребячество;

Наперстянка – неискренность;

Гранат – тщеславие или глупость.

Шафран перешла к следующему букету и обнаружила, что цветы в нем были подобраны не менее тщательно.

Второй букет, обтурация:

Тубероза – опасное удовольствие или сладкий голос;

Рододендрон – опасность или возбуждение;

Аконит – вероломство;

Крапива – клевета или жестокость.

Покусывая кончик ручки, она задумалась над второй строчкой. Некоторые цветы имели двойной смысл, но возможно, подразумевался лишь один из них. К делу об убийстве «опасное удовольствие» подходило гораздо больше, нежели «сладкий голос».

Шафран с трудом верилось, что кто-то увлекается флориографией[10] – ее популярность угасла несколько десятилетий назад; однако необычное сочетание цветов намекало на вполне определенное значение, так что эти букеты никак не могли быть собраны случайно.

– Не нравятся цветы? – спросил Ли, заставив Шафран вздрогнуть. Он опустился на стул напротив нее.

Нахмурившись, девушка провела рукой по блокноту.

– Если верить викторианской традиции тайных посланий при помощи букетов, то да, не нравятся. Не лучший выбор.

Не спрашивая, Ли взял у нее блокнот и положил перед собой, чтобы прочитать.

– М-да, не самый удачный, – заключил он, вернув записи Шафран. – Ну что, тогда вернемся?

– Куда? – спросила девушка, собирая вещи.

– В кабинет, Эверли, – куда же еще.

Она покачала головой.

– Нет, нужно поискать другие справочники. Я не уверена, что в этой книге приведены исчерпывающие толкования.

– Что? Уходишь изучать эти гадкие букеты? А как же наше исследование? – Зеленые глаза Ли смотрели скептически. – А твоя лодыжка? Ты едва можешь ходить.

Чувство вины чуть было не закралось в сознание Шафран, но они сделали для Джоуи Эванса все что могли, а лодыжка прекрасно заживет и так, если сильно ее не напрягать, то хуже не будет. Доктор Эстер ждал доклад до завтрашнего дня, но им можно заняться и утром. Невозможно сосредоточиться на чем-то другом, если предстоит расследовать убийство.

– Элиза, я дома! – крикнула Шафран, входя в квартиру.

– Да, дорогая, я так и поняла, когда ты хлопнула дверью, – ответила Элизабет, высунув голову из кухни. Светлые, песочного цветы волосы ее соседки было уложены идеальными волнами, темно-красная помада на губах была безупречна, несмотря на поздний час.

– Денек не удался, да?

– Если учесть, что в Олдершоте мальчик отравился болиголовом, – Шафран сделала паузу, скидывая пыльную шляпу и перчатки на маленький столик у входа, – и что