Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья - Фелипе Фернандес-Арместо

href="ch2-35.xhtml#id538" class="a">[35]. Некоторые их рассказы напоминают сказки о Синдбаде-мореходе, что свидетельствует о том, что авторы действительно получили знания о Востоке из первых уст. Тяга к сенсациям особенно видна по их одержимости сексом. Санто-Стефано описывал, как индийцы «никогда не женятся на девственницах» и предлагают потенциальных невест незнакомцам для дефлорации «на 15–20 дней» перед свадьбой. Конти тщательно перечислял гаремы великих правителей и высоко оценивал хладнокровие их жен, совершавших сати, то есть бросавшихся в погребальный костер своих умерших мужей.

В Индии он обнаружил огромное количество борделей, привлекающих посетителей «сладостными ароматами, притираниями, льстивыми речами, красотой и юностью», и сделал вывод о том, что индийцы «чрезвычайно привычны к распутству», но при этом мужская гомосексуальность «здесь излишня и совершенно неизвестна»[36]. В бирманской Аве женщины высмеяли слишком маленький пенис Конти и посоветовали ему держаться местной традиции – засовывать под кожу с десяток золотых, серебряных или медных шариков размером примерно с небольшой фундук – «и с этими включениями и опуханием члена женщины испытывают самое утонченное удовольствие». Однако Конти отказался, «потому что не хотел, чтобы его боль стала источником удовольствия для других»[37].

В целом отчеты торговцев создают впечатление о мире изобилия и покоя. За Гангом, согласно переводу книги Конти, сделанному в эпоху Елизаветы I, люди «схожи с нами в обычаях, жизни и поведении; они имеют роскошные и чистые дома, вся их посуда и домашняя утварь вообще очень чиста; здешние придворные и богатые купцы ведут жизнь благородных людей, избегая злодейств и жестокостей»[38].

Если на Востоке чего-то и не хватало, так это оборота грузоперевозок, который удовлетворял бы нужды высокопродуктивной экономики и активной торговли региона. Санто-Стефано поражался связанным веревками судам, которые везли его по Красному морю и через Индийский океан. Но хотя эти суда были хорошо спроектированы, хорошо построены и отлично управлялись, их не хватало для перевозки всех необходимых грузов.

В результате в 1490-х годах Индийский океан находился в ожидании нового будущего, в котором европейские захватчики монетизируют свои преимущества. Чтобы это будущее сбылось, европейцам нужно было попасть в океан со своими кораблями. Поскольку на продажу им предложить было нечего, надо было найти другой способ ведения дел, и лучшим вариантом было участие в грузоперевозках. Без собственных кораблей такие купцы, как Конти и Санто-Стефано, мало чем отличались от бродячих коробейников. Индийский океан был так богат и производителен, так полон спроса и изобилен предложением, что на этот рынок могло выйти куда больше перевозчиков, чем их в то время существовало. Любой европеец, который дошел бы сюда с кораблями, наверняка бы сделал себе состояние.

Добиться этого можно было лишь одним способом – отправиться на судах вокруг южной оконечности Африки. Но возможно ли вообще было столь долгое и опасное путешествие? Выдержали бы его корабли того времени? Могли они взять с собой достаточно еды и воды? Более того, было даже не до конца понятно, получится ли таким образом попасть в океан. В то время самым уважаемым географом являлся Клавдий Птолемей, живший в Александрии во II в. н. э. Его «География» была излюбленным чтением по данному вопросу на Западе с начала XV века, когда текст сделался общедоступен. Его читатели, как правило, ошибочно полагали, что Индийский океан со всех сторон окружен сушей и попасть туда морским путем нельзя. На картах мира того времени отражались идеи Птолемея: океан рисовали огромным озером, окаймленным на юге длинной полосой земли, простирающейся от Юго-Восточной Африки вплоть до оконечности Восточной Азии. Сказочные богатства Индии и острова Пряностей находились внутри, как драгоценности в сейфе[39].

Хотя это представление и было ошибочным, его можно было понять. Торговцы, действовавшие в Индийском океане, придерживались надежных маршрутов, которые обслуживались предсказуемыми муссонами: это обеспечивало движение в обе стороны между большей частью торговых городов приморской Азии и Восточной Африки. Немного смысла отправляться туда, где океан сотрясают лавины штормов, или спускаться южнее Мозамбика, где на подветренные берега налетают бури. Там не было потенциальных торговых партнеров, а следовательно, и возможностей, ради которых стоило так рисковать. Путь в муссонную систему и из нее был практически закрыт.

Для тех же, кто пытался попасть в Индийский океан из Атлантического, подобных ограничений не существовало. Однако существовали другие, столь же серьезные. В 1487 году португальский путешественник Бартоломеу Диаш сумел преодолеть мыс Бурь у южной оконечности Африки. Как считается, португальский король из рекламных соображений и своеобразного нахальства лично переименовал его в мыс Доброй Надежды[40]. Однако надежда была слабой, а бури сильными. Пройдя мыс, Диаш столкнулся с противотечением и опасными подветренными берегами. Путь в Индийский океан был по-прежнему закрыт. Кроме того, Диаш так и не продвинулся достаточно далеко, чтобы доказать, что океан не окружен сушей со всех сторон. Все, чего он добился, так это доказал, насколько трудно путешествие к южной точке Африки. Чтобы избежать встречного течения у берегов Западной Африки, его последователям приходилось углубляться далеко на юг Атлантического океана – дальше от дома, дальше в море, чем любым другим путешественникам, – в поисках западных ветров, которые помогут им обогнуть мыс. Поэтому, пока Диаш исследовал морской путь, португальская корона по суше направила агентов в Индийский океан знакомыми дорогами, чтобы собрать данные и в первую очередь понять, действительно ли океан все же открыт с южной стороны. Возглавил эти усилия Перу да Ковильян. Он был одним из тех бедных, но даровитых дворян, кто постоянно пересекал туда-сюда открытую границу между Португалией и Кастилией. Он провел несколько лет в Севилье, где служил у кастильского графа (впоследствии герцога) Медины-Сидонии. Вероятно, то была полезная школа. Граф инвестировал в завоевание Канарских островов и являлся крупной фигурой в производстве сахара и вылове атлантического тунца. Когда между двумя королевствами в 1474 году разразилась война, Ковильян вернулся в родную Португалию служить своему королю. Задания неизвестного характера – то ли шпионаж, то ли дипломатия – привели его к магрибским дворам, где он выучил арабский.

Примерно в то же время, когда Бартоломеу Диаш отправился на поиски прохода в Индийский океан через Атлантический, Ковильян вместе с Афонсу де Паивой отправились по Нилу через Эфиопскую пустыню в порт Зейла на Красном море. Во время своих путешествий он доходил на восток до Каликута и на юг, возможно, до Софалы на побережье Мозамбика, откуда в Индийский океан вывозилось восточноафриканское золото. В конце 1490 года он вернулся в Каир, откуда послал отчет домой о своих результатах. Тот не сохранился. Затем Ковильян обратился к новому аспекту своей миссии – установлению дипломатических контактов с двором правителя Эфиопии, который оставил португальского посланника при себе. Когда в 1520 году в Эфиопию прибыло новое португальское посольство, Ковильян все еще