Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри

Еще до Лонни и его скиффл-группы музыка начала претерпевать изменения. Я помню, когда мне было около шести, на дневных шоу начали ставить больше американской музыки. Мой дядя играл на барабанах в небольшом джаз-бэнде, и он души не чаял в Хэнке Уильямсе. Это был первый раз, когда я услышал кантри. Но когда я открыл для себя Лонни, который исполнял все эти народные песни, такие как «Bring A Little Water, Sylvie» и «The Midnight Special», все стало по-другому. В его выступлении был свой шарм. Когда Лонни запрокидывал голову и выл, я подумал, что именно это мне и нужно. Я понимал, что Элвисом мне не стать, но неплохо подражать Лонни мог даже я. Лонни был менее контролируемым, более приземленным, и меня это устраивало. Именно после этого, вдохновленный традициями скиффла, я в возрасте двенадцати лет решил смастерить свою первую гитару.

Чтобы достать все необходимое, я должен был устроиться на летнюю работу, что тогда было в порядке вещей для ребят моего возраста. Мне удалось получить место в прачечной. Я начинал с самой нижней ступени карьерной лестницы – разгружал корзины с бельем. Черт возьми, я не мог поверить, в какой грязи жили некоторые люди. После одной из самых долгих недель моей двенадцатилетней жизни, в момент, когда я пытался не дышать через нос и сдерживать рвотные позывы от запаха только поступившей порции белья, босс сказал, что повышает меня. Повышение? Так я и поверил. Меня перевели к стиральным машинам. Работа состояла в том, чтобы доставать из машин мокрые, только что вымытые простыни, которые весили целую тонну, и расправлять их. Я должен был поспевать за женщинами, которые занимались глажкой, а они были на сдельном окладе. Скармливать этим женщинам распутанные простыни было одним из самых тяжелых занятий в моей жизни.

Да уж, я заплатил за эту гитару высокую цену, но к концу лета у меня было достаточно денег, чтобы купить необходимый для начала работы материал. При этом я ориентировался на очень дешевый инструмент, который мне одолжил один из коллег папы. С натяжкой это можно было назвать испанской гитарой. Я вырезал корпус из фанеры и согнул по бокам более тонкие кусочки. Я понятия не имел, как прикрепить корпус к грифу, но каким-то чудом у меня это получилось. Затем я обследовал мастерские Хаммерсмита по ремонту музыкальных инструментов на наличие проволоки для ладов, креплений, колков и мало-мальски приличного бриджа. После многочисленных усилий и экспериментов мне удалось создать нечто, что можно было назвать гитарой. По крайней мере это выглядело как гитара и имело такое же устройство. Временами мой инструмент даже звучал как гитара, и этого было достаточно.

Я играл каждую свободную минуту, дарованную мне Господом (и моими надоедливыми учителями), и даже немного чаще. Удивительно, как можно увлечься чем-нибудь, если тебя не мучают тригонометрией. «Гитара» была больше похожа на терку для сыра, прикрепленную к куску дерева, поэтому мои пальцы ужасно кровоточили, но через пару недель я освоил три аккорда, с помощью которых можно было играть почти все, что крутили по радио. Через пару недель после этого я отыграл свой первый концерт, совместив образ Лонни с прической Элвиса. Концерт был в молодежном клубе, и я нисколечко не нервничал. Я просто поднялся на сцену и без промедлений начал играть «Heartbreak Hotel».

Если вы спросите, откуда у тощего мальчика, пришибленного тяжким грузом школьных проблем, взялась уверенность предстать перед людьми с гитарой из фанеры и выступать, то я вряд ли смогу это объяснить. Это и тогда казалось странным, и до сих пор я сам не до конца понимаю, как у меня все это получилось, но я выжил и моя гитара тоже. Правда, через неделю она сломалась пополам. Мой небольшой просчет в дизайне сулил мне большие неприятности, потому что теперь я играл в группе. Не совсем группа в привычном понимании – скиффл-группа. Я начал играть в скиффл-группе, и моя фанерная гитара развалилась через шесть недель. На помощь пришел мой дядя Джон, который работал плотником в Бедфорд-парк. Он наблюдал, как усердно я пытался смастерить первую гитару, и теперь собирался помочь мне со второй. На этот раз мы как следует соединили гриф с корпусом, который, к тому же, был отполирован по-французски. Высота струн была комфортнее. Интонация все еще была далека от идеала, но мне нужно было сыграть лишь три волшебных аккорда. Гитара выполняла свою работу и, самое главное, не треснула пополам через шесть недель. На самом деле она продержалась почти три года. И с тех пор, каждый раз, когда у меня было свободное время, я всюду ходил с этой гитарой, болтавшейся у меня на шее.

За пределами школы жизнь была в порядке. С родителями я общался мало. Когда я не репетировал с группой, то тусовался со своими друзьями из Шепердс-Буш и старшим двоюродным братом Грэмом Хьюзом. Он не был одним из будущих физиков-ядерщиков. Ученик художественной школы, он стал успешным фотографом и создал множество обложек альбомов для The Who и моих сольных проектов. Куда важнее, что у него в распоряжении было много разных пластинок. Он познакомил меня с рок-н-роллом. От Лонни я перешел к Литл Ричарду и к пятнадцати годам уже был готов сделать свою первую электрическую гитару. Я собирался стать рок-звездой, хотя на пути меня поджидало несколько препятствий.

Через неделю после того, как меня вытурили из школы в Актоне, я устроился на должность помощника электрика на стройке неподалеку от дороги. Это был более осознанный выбор карьеры, чем могло показаться на первый взгляд. Будучи помощником электрика, я с легкостью мог приобрести навыки и прикарманить материалы, необходимые для конструирования электрогитары. И это было прекрасно. Наконец, я был на свежем воздухе, вдали от математики и наблюдал за неудачниками, которые ходили в школу, пока я жил царской жизнью.

Боюсь, я слегка преувеличиваю.

Я зарабатывал два фунта в неделю. Большую часть забирала моя разъяренная матушка, но у меня оставалось достаточно денег на сигареты. Детям они продавались по пять штук. Сейчас нам даже представить такое страшно, правда? Проблема заключалась в том, что я был помощником электрика, а помощник электрика не выполняет работу электрика. Все, что я делал, это сгибал трубы, через которые проходили электрические провода.

Вскоре я понял, что это работа не электрика, а чертового сантехника. Когда вы делаете электрогитару, вам точно не нужно знать, как сгибать чертовы трубы. Вдобавок ко всему за окном стоял март, и на свежем воздухе было чертовски холодно. Через шесть месяцев я уволился, вернулся в агентство по трудоустройству и попросил другую работу. В те дни еще можно было так делать. Парень за столом посмотрел на последний отчет из школы (мрачное, должно быть, чтиво) и в конце концов сказал: «Ты явно умеешь работать руками. Сходи на завод по обработке листового металла в Южном Актоне. Они ищут чайного мальчика». Чайного мальчика? Интересно, а что это? Насколько хорошо нужно работать руками, чтобы суметь подать чашку чая? Однако я сделал то, что мне сказали, потому что увидел некий потенциал во всем этом чаепитии. В конце концов, на заводе листового металла будет металл, не так ли? Наверняка и инструменты там тоже есть. Если повезет, я смогу стать чайным мальчиком, который будет делать электрогитару, пока никто не видит. Поэтому я отправился в Chase Products, фабрику, которая специализировалась на изготовлении компьютерных корпусов, чтобы представить себя в качестве нового специалиста по чаю. «Фабрика» было слишком громким словом применительно к этому месту. Это был видавший виды сарай с большими старыми котлами, которые нам приходилось разжигать каждое утро и весь день топить коксом (твердое топливо, получаемое путем прокаливания каменного угля без доступа воздуха. – Прим. пер.). Я словно попал в роман Диккенса. С той лишь разницей, что наш сарай был построен из асбеста.