Череп на рукаве - Ник Перумов

Меня могли облить презрением за намерение поступить на имперскую службу, но самим застрелить, к примеру, патрульного – это, само собой, было выше «их» сил.

Из Нового Севастополя я летел обычным рейсом «Столичных Авиалиний». Вербовщики просто забронировали мне место на лайнере, и восемь часов спустя я уже стоял на бетоне Владисибирска, городка, служившего административным центром острова. Оттуда меня увозили уже на армейском вертолёте. Я был единственным рекрутом на борту. Напротив сидел мрачнейшего вида верзила с погонами штабс-вахмистра – чёрное поле, серебряная окантовка, три серебряных же четырёхугольных «розетки». В имперской армии это – очень много, почти что офицерский чин.

(Имперская «табель о рангах»: 1 – гренадёр (десантник, канонир, сапер, санитар и пр. ), 2 – обер-гренадер, 3 – ефрейтор, 4 – обер-ефрейтор, 5 – штабс-ефрейтор, 6 – унтер-офицер, 7 – унтер-фельдфебель (унтер-вахмистр в десанте), 8 – фельдфебель (вахмистр), 9 – обер-фельдфебель (обер-вахмистр), 10 – штабс-фельд-фебель (штабс-вахмистр) – высший из неофицерских чинов. Далее уже идёт «белая кость»: 11 – юнкер (кандидат на офицерский чин), 12 – лейтенант, 13 – обер-лейтенант, 14 – гауптманн (ригтмейстер в частях разведки и спецназначения), 15 – майор, 16 – оберст-лейтенант, 17 – оберст (высший из старшего офицерского состава). Дальше следует генералитет: 18 – генерал-майор, 19 – генерал-лейтенант, 20 – генерал, 21 – генерал-оберст, 22 – верхушка послужного списка генерал-фелдьмаршал.)

Верзилу звали Клаус-Мария Пферцегентакль, и ему предстояло сформировать пятый учебный взвод пятой – учебной же – роты «Танненберга». Остальных рекрутов должен был доставить «Маргроу», старый штурм-транспорт, ныне таскавший пушечное мясо Империи с планеты на планету.

Откуда я об этом узнал? К моему полному удивлению, господин штабс-вахмистр Пферц... выложил мне всё это, едва вертолёт оторвался от земли, тем же мрачным, лишённым выражения голосом, которым он зачитывал мне правила безопасности полётов.

Рекруты пошли полное барахло, гудел он, глядя куда-то поверх моей головы. Никуда не годятся, даже на мишени. Дохнут как мухи. С ними ничего даже не успеваешь сделать. Их даже нет смысла наказывать – вешаются, топятся, бросаются на колючую проволоку, которая, само собой, под током. А потом ему, честному вахмистру Пферц... приходится соскребать с асфальта их дерьмовые кишки и прочую требуху, потому что все остальные рекруты тут же зеленеют, блюют и отделениями падают в обморок, словно монахини при виде голого мужчины. И никакими силами, ни стеком, ни плетью, ни даже пожарным гидрантом их невозможно привести в чувство.

Короче, всё было отвратительно. До чего же надо дойти, чтобы гонять вертолёт за одним-единственным рекрутом, да ещё вдобавок с этой самой планеты, где нет ничего, кроме воды да уродских китов, от которых его, честного штаб-вахмистра Империи, уже тошнит.

Я молчал. Рекруту, ещё даже не рядовому, не полагается заговаривать с господином штабс-вахмистром. Сидел, выкатив глаза, как велит устав, и молчал. Слушал.

Получалось, что я влип. У рекрута не было никаких прав. Его можно убить на учениях, и никто не понесёт наказания. «Несчастный случай в обстановке повышенного риска». Его можно заставить выполнять сколь угодно глупую команду, и он не сможет пожаловаться вышестоящему командиру. «Приказы не обсуждаются, они выполняются».

Наверное, господин вахмистр ожидал ужаса в моих глазах. Наверное, он ожидал, что я расплачусь и буду умолять его порвать контракт, – голубой конверт с имперским орлом, где лежали все мои бумаги, господин вахмистр нарочито держал на виду. Наверное, это была последняя возможность избегнуть службы – отец говорил мне, такое случалось. Несостоявшемуся рекруту предлагалось только оплатить расход горючего для вертолёта.

Однако я молчал. Не открывал рта. Даже для положенного уставом «Осмелюсь обратиться, господин штабс – вахмистр».

И настал момент, когда господин штабс-вахмистр Клаус-Мария Как-его-там выдохся. Устал перечислять беды и напасти, долженствующие обрушиться на мою бедную голову. Замер, словно даже в некотором недоумении. Побарабанил пальцами по жёсткому сиденью. Подкрутил усы. Прокашлялся.

Я молчал. Рекруту не полагается открывать рта.

Господин штабс-вахмистр Пферц... усмехнулся и полез в карман маскировочной куртки за сигарой. Аккуратно срезал кончик, щёлкнул зажигалкой, раскурил, выдохнул дым – разумеется, прямо мне в лицо. Движения у него были подчёркнуто отточенные, словно раскуривание сигары входило в список обязательных строевых приёмов.

– Разрешаю обратиться, рекрут, – процедил наконец господин штабс-вахмистр, окутываясь сизым сигарным дымом.

– Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, не могу знать, о чём обращаться! – елико возможно выпучив глаза, отбарабанил я.

– Не можешь знать, швабра крымская, – передразнил меня Клаус-Мария. – Ну, раз так, то я тебя спрошу. Как будущий твой старший мастер-наставник. Зачем ты пошёл на имперскую службу, рекрут? Я смотрел твоё досье. Из богатой семьи. Твой папочка мог отваливать тебе на карманные расходы больше денег, чем я получаю денежного довольствия за год. Свобода. Красивые девчонки. Незамутненное будущее. Старший наследник. А ты идёшь и записываешься в солдаты. Можешь не сомневаться, шкуру с тебя спустят, и не раз. Так на кой тебе этот дьявол, рекрут?

Для меня это вопрос не праздный. Может быть, нам с тобой придётся идти в бой, рекрут. Прикрывать друг другу спину. И я, знаешь ли, не желаю, чтобы мою спину продырявил бы какой-нибудь паршивый инсургентишка, продырявил бы только потому, что такой вот рекрут, как ты, валялся бы без чувств от страха и с полными штанами дерьма. Вопрос понятен, рекрут? Отвечай!

Теперь отмолчаться я уже не мог.

– Разрешите отвечать, господин штабс-вахмистр?

– О господи, тупица крымская! Я тебе это приказал уже! Говори давай!

– Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, желаю служить Империи. Испытываю влечение к военной службе. Мечтаю получить офицерский чин. Ведь Империя не делает различий в крови и рождении.

– Прям как по уставу шпаришь, – очередной клуб сигарного дыма. – Оставь это дерьмо девочкам-вербовщицам. Им паёк отработать сложно. Вот и готовы слушать всякий бред. Только я, Клаус-Мария Пферцегентакль, не из таковских. Я твоего брата рекрута повидал столько, сколько тебе за всю жизнь не увидеть. И могу сказать, где чушь собачья, а где настоящие слова. Ну, давай, рекрут, колись. Говорю тебе, мне моя спина дорога. Не желаю подставлять её под пули из-за чьей-то там глупости, трусости или измены. Говори правду, рекрут. Что тебя сюда понесло?

– Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, старший мастер-наставник, не имею чести быть наследником неделимого майората, – отрапортовал я. – Мой уважаемый отец счёл за лучшее поставить во главе семейных предприятий моего брата.

– Гм... – прищурился вахмистр. – Уже теплее, рекрут. Уже лучше. Это мы проверим, не сомневайся, так что лучше тебе не врать. Перевод, разумеется, легально зафиксирован, должным образом оформлен в присутствии необходимых свидетелей и всё такое прочее?