Церера. Сияние полуночного золота - Мелани Рик

– Потому что не всем дано исполнить пророчество, Обсидиан. – Серьёзно произнёс Багдест всё с тем же сочувствующим лицом. Но на деле он презирал короля за его слабость и чувственность. – И ты прекрасно знаешь об этом, мой друг. Ты не должен показывать свою слабость, свои чувства и намерения, ведь тебя никогда, слышишь? Никогда не поймут. Те, кому этого не дано, никогда не смогут понять таких, как ты и я. Тех, кто избран для великой цели изменить эту вселенную. – Он развел руки в сторону, показывая тем самым масштабы их целей на будущее. А затем он перевёл металлический взгляд на Обсидиана, чьи глаза были опущены в пол, словно у провинившегося ребёнка. – Раньше ты тоже не мог понять, пытался избавиться от меня, разбивал зеркала и хотел сбежать, но ты не смог убежать от своего предназначения – изменить этот мир, убрав из него всю ту грязь, которую развели эфир и Первые расы. Но я вижу, юный король, что тебя что-то гложет ещё. Расскажи, ты же знаешь, что можешь мне доверять. – Обсидиан был благодарен Багдесту за то, что тот мог его выслушать. Это помогало ему хоть как-то облегчить голову от постоянных мыслей, даже если он говорил их своему возможному врагу. Хоть и бывший страж ему помогал, он сам его учил, что доверие – удел слабых. Как и проявление чувств.

– Я… – Он невольно коснулся кровоточащей раны на ребре. Обсидиан закусил губу, ненадолго задумавшись. – Я просто устал. Вот и всё. – После этих слов маг одарил Багдеста такой же тёплой улыбкой, но золотые газа оставались задумчивыми. – Спасибо тебе за то, что поговорил со мной обо всём этом. Но теперь я хотел бы задать тебе вопрос: как долго это будет продолжаться? – Он поднял ближе к зеркалу руку, которую старательно скрывает от всех в последнее время. У самых кончиков пальцев она была полностью обугленная, словно сожжённая на огне древесина. Но ввысь от ладони, до самого предплечья, шли тёмные, пульсирующие вены, поднимавшиеся с каждым лье всё выше и выше.

– Это уже зависит лишь от тебя, юный король. – Металлический взгляд Багдеста был пристальным. Но он держал доброжелательную улыбку, старательно не давая уголкам губ опускаться. – Как только ты меня освободишь, я смогу вылечить твои раны, но не раньше. – Обсидиан также смотрел в глаза Багдеста, не отводя взгляда. Между ними шло немое противостояние, о значении которого знали лишь они. Золотые глаза, не выдержав напора, вновь опустились вниз. Темноволосый мужчина с проседью едва заметно ухмыльнулся. – Жаль только, что с твоими силами, дарованными мной, ты не справляешься. Ты ошибся, выбрав не ту сторону, за что и получил наказание в виде медленно пожирающей смерти. Прям как я однажды, когда меня решили заточить здесь, чтобы мой разум медленно сошёл с ума, а тело задохнулось в тумане. Только они ошиблись, и я выжил, лишь потерял много времени. Хотя на самом деле оно для меня мало ощутимо, я бы пробыл здесь ещё много циклов и не заметил, а вот для тебя – времени уже почти не осталось, юный король.

– Прости, что думаю лишь о себе в данном случае. Я понимаю, как тебе тяжело. Быть осужденным за то, что ты хотел сделать лучше для всех – это ужасно. – Он говорил это с искренним сожалением. Ему было знакомо это чувство. – Скоро я помогу тебе, Багдест.

– Поторопись, мой юный король. Ибо солнце уже встает. – Бывший Страж Ночи исчез в зеленоватом тумане, охватившем зеркало. Спустя несколько мгновений его зеркальная, похожая на свинец, поверхность вернулась в изначальное состояние, отражая комнату, охваченную мраком.

Обсидиан почувствовал, как одежда прилипла к телу из-за кровоточащей раны, поэтому, стиснув зубы, он разорвал чёрную ткань, которая отклеилась вместе с кусочками кожи.

Слишком бледная для чистокровного сириянина кожа, почти полностью была покрыта тёмно-фиолетовыми венами. Они шли от самого сердца, разрастаясь по всему телу, словно кто-то провёл акварелью по влажной бумаге.

Взяв немного перемолотых в ступке трав и нанеся их на рану, маг облегчённо выдохнул, прикрыв глаза. Перемотав недавний порез, искрившийся светом, Обсидиан быстро бросил взгляд на клинки элиоса, висящие на стене в углу.

«Пусть Свет навсегда изгонит Тьму, пусть Эфир поможет в этом ему», – эту надпись, написанную языком Первых Рас, маг знал теперь наизусть на языке не только всеобщем, но на эскрипте.

Сняв один из них со стены, он стал осматривать его, словно ребёнок, который только-только увидел какую-нибудь интересную вещь. Он крутил оружие под разными углами, наблюдал над сияющими в руке надписями на древнем языке, словно искал какой-то скрытый смысл, который не давал ему покоя.

***

Гулкие шаги отдавались эхом в подвале. Длинное помещение освещалось небольшими факелами, подвешенными под потолком. Огоньки мелькали на стенах, танцуя свои дикие пляски теней.

Вместе с шагами были слышны и другие звуки: жалобные стоны, сопение, капанье воды, лязганье цепей, подвешенных на ногах пленников. Пахло сыростью, плесенью и потом. Крысы, питавшиеся остатками крошек, убегали от личности, посещающей это место лье изо лья.

Обсидиан, натянув на лицо маску одного из призраков, старался не смотреть на то и дело любопытные взгляды истощённых жителей цереры, находящихся по ту сторону клетки. Кто-то вцепился в него грязным, липким и злобным взглядом, сидя в углу. Кто-то шептал непонятные слова, разглядывая стену, а потом резко начинал истерически смеяться от собственных мыслей.

Один из пленников, старый мужчина, чья золотая кожа словно сушилась на солнце несколько десятков лет, вцепился в клетку окровавленными руками, вглядываясь в постоянного посетителя.

– И снова вы решили посетить наше скромное обиталище, великодушный правитель? – Он гадко улыбался, пронизывая взглядом Обсидиана. Старик прекрасно знал, что перед ним король. – Наверное, тоже хотите убежать от этих страшилищ, как их, саулесов-то? Чертей этих безмозглых? – Он быстро бросил взгляд в сторону безликих охранников, что скрывались по ту сторону дверей. Но их булькающие звуки слышались сквозь стены слишком хорошо. – Я всегда хотел узнать, каково это – быть такой тварью, как ты? Не жалко-то жителей?

Обсидиан заметил то, что теперь многие, кто был заперт, стали наблюдать за этим монологом.

– Что скажешь-то, милостивый государь? – Не унимался мужчина с иссохшейся кожей. Его затуманенные катарактой глаза, говорили о том, что этот церрериец слишком много работал на солнце. Сальные, поседевшие волосы обрамляли лицо, заросшее бородой. – Каково это, засыпать под крики? Или ты не спишь, а думаешь, кого бы в следующий раз укокошить? Наверное, как колыбель уже, которую такой же папочка наигрывал на Сириусе, а? Хотя знаешь, он был лучше, хотя бы не одевался как девчонка и не прятал личико под маской! Думаешь, что сможешь нас всех сломить? Запереть здесь, морить голодом? Или же убить каждого, как ту девку на площади, как тех, что боролись, как всех остальных кто просто хотел жить!? Или, раз ты управляешь этими выродками ночными, то всё, да, думаешь, ты сможешь победить Истинный цветок!? Думаешь, что сможешь одолеть его? Мечтай-мечтай, чернь поганая, ты всё равно рано или поздно проиграешь! – Прокричал истошно мужчина, брызжа слюной. От злобы он тряс клетку, из-за чего по помещению раздался треск и скрежет. В безумных глазах, покрытых катарактой, лопнуло несколько капилляров, а ноздри раздувались, словно у быка, готовящегося напасть.