Останься со мной - Маргарита Дюжева

честно пыталась уйти и сделать вид, что не заметила его. Ладно, первый раз удалось — в пятницу для себя решила, что он что-то забыл в агентстве или ждет свою сушеную даму сердца. Но сегодня, меня аж тряхнуло, когда увидела его у крыльца.

Он реально думал, что не замечу? Или что настолько тупа, что не смогу понять, что это он, потому что машина новая, незнакомая? Так я не то, что поняла, я почувствовала, каждой клеточкой, еще до того, как увидела. Перетряхнуло так, будто к проводам подключили и двести двадцать врубили.

Уже почти ушла. Даже до остановки добралась и была готова забраться в маршрутку, но не смогла. Вернулась. Потому что надо было сказать, надо было поставить точку, пока она не расползлась муторными многоточиями.

Вроде удалось отыграть роль каменной стервы? Удалось ведь, да? Я старалась изо всех сил, несмотря на тот бедлам, что творился внутри. У меня такого гремучего коктейля в жизни не было. Когда идиотская радость, смешивается с ненавистью и желанием убивать. Все это поверх совершенно неуместного томления внизу живота и трепещущих коленок.

Но всю эту чушь перекрывал страх, что он узнает про Макса, и тогда наступит Армагеддон. Только сын и позволил удержаться на плаву.

Когда мы с Демидом расстались я долго думала, говорить или нет о ребенке. Не сказала. Потому что не доверяла. Чего ждать от мужчины, который привык всех прогибать под себя? Он бы меня наизнанку вывернул, а потом бы равнодушно смел останки под коврик и пошел дальше. Я и так еле пережила наш разрыв. Столько слез, столько боли и обиды — хватит на всю оставшуюся жизнь.

Поэтому промолчала. Чтобы защитить себя, свою семью, ребенка. Может, это была ошибка? Не знаю. Но выбор сделан и отступать поздно.

Когда выбираюсь из его машины, у меня пластилиновые ноги и хребет. Кажется еще немного и стеку на асфальт. Но иду. Упорно шагаю вперед, не позволяя себе оборачиваться, хотя чувствую, что он смотрит.

Зачем он смотрит?! Какой смысл смотреть сейчас, когда столько времени прошло? И ничего не изменить?

Ухожу. Не оборачиваясь. Как когда-то ушел он.

— Лерка, что опять натворила? — спрашивает мама, когда я возвращаюсь домой, — на тебе лица нет.

Мне не очень хочется говорит про Демида, но помню, чем мое молчание обернулось в прошлый раз, поэтому признаюсь:

— Я видела отца Макса.

Мама аж кружку роняет.

— Лера!

— Что? Его Вобла пришла к нам в агентство, а следом и он сам заявился!

Она смотрит на меня, подозрительно прищурившись:

— То есть он сам нарисовался, а не ты на его поиски отправилась?

— Я, по-твоему, совсем с головой не дружу?

— Ох, Лерочка, — мама собирает осколки разбитой кружки, — можно я не буду комментировать этот момент?

— То есть, по-твоему, я тупая? — опускаюсь рядом с ней на колени и начинаю помогать.

— Нет, солнце. Ты шальная. И сама это знаешь.

Знаю. Отрицать глупо. Если есть что-то, что можно сделать наперекосяк, я непременно это сделаю.

— Он тебя узнал?

— Узнал.

Я рассказываю ей о том, как Барханов два дня сталкерил возле моей работы, и о том, как сегодня не выдержала и сама к нему подошла.

Мама хмурится и тяжело качает головой.

— Не нравится мне все это. Как бы не начал твой благоверный обратно клинья подбивать.

— Пусть чего хочет подбивает, — сердито соплю себе под нос, — мне все равно.

— Да, милая, — мама покладисто кивает, — а щеки у тебя просто так горят. От злости, наверное.

— От нее самой!

Конечно, злость есть. Но и всего остального хоть отбавляй.

Боже, меня будто отшвырнуло на три года назад, когда от одной встречи с Бархановым трясло и ломало. Я думала, что уже пережила это, переболела. Что я уже большая и сильная.

Ни черта подобного. Девочка внутри меня рыдает. Не от желания быть с ним — с этим давно покончено. Я скорее в тайгу уеду, чем позволю ему приблизиться и снова сделать больно. Просто ей очень грустно и обидно, а еще она не может справиться с беспокойным сердцем.

— Что будешь делать?

— Не знаю, мам. Я просто надеюсь, что после сегодняшнего разговора он больше не придет.

Она неопределенно ведет плечами:

— Кто его знает, Лер. Не хотел бы придти — не стал бы тебя караулить. А так…Всякое может случиться.

Я не хочу об этом думать. Мне страшно, что он решит покопаться в моем прошлом и узнает про ребенка.

— Может, мне замуж выйти? За Леху, или Игната, или еще кого-нибудь? — спрашиваю, садясь за стол и, уныло подпирая щеку рукой, — что скажешь?

— Возвращаемся к тому этапу, на котором выяснили, что ты шальная, — усмехается мама, — ты мне скажи, зачем тебе муж? Только чтобы Барханова твоего отпугнуть? Так он вряд ли испугается. Матерый.

— Я устала, — складываю руки на столе и утыкаюсь в них лицом.

— Может еще обойдется, — мама пытается меня взбодрить, но выходит как-то неуверенно, — в любом случае, бежать и прятаться нет смысла. Захочет узнать — узнает.

— И что тогда?

— Вот там и будем разбираться. Не переживай.

Вообще не утешила. Как тут не переживать, когда прошлое снова ворвалось в твою жизнь и грозит ее разрушить? Я радуюсь только тому, что Максим пока в деревне и вероятность того, что Демид увидит меня с сыном — нулевая.

— И потом, — родительница усаживается напротив меня, — даже если он узнает про ребенка, вряд ли подумает, что от него. Барханов у тебя какой?

— Не у меня…

— Не важно. Он брюнет. А Максеныш у нас блондинчик голубоглазый. Так что, не все так страшно.

Может быть. Но я уже ни в чем не уверена.

Мы ужинаем. Мама что-то лопочет, а я отвечаю невпопад и торможу. Стыдно признаваться, но я до сих пор там, в машине. Сижу напротив Барханова и не могу насмотреться.

Глава 4.2

Глава 4.2

На следующий день в нашем офисе аврал. Можно подумать, полгорода внезапно собралось куда-то ехать и именно от нас. Я не против. Наоборот, очень даже за, потому что в голове щелкает калькулятор, подсчитывая зарплату, которая поджидает меня в конце месяца. Это вдохновляет и, несмотря на усталость