Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Иногда мне снится, как я просыпаюсь в этой бархатной темноте от того, что чувствую пару сильных рук на своем горле, каплю за каплей забирающих мою жизнь. И странно – ведь я всегда так боялась больших городов, так что эта деревня должна была стать для меня тихой гаванью, но теперь-то я понимаю, что Лондон с бесчисленными своими преступлениями, шумными стычками и суетой перебрался в это уединенное место вместе со мной. Если только кто-либо замыслит причинить мне вред и улучит подходящий момент, никто даже крика моего не услышит. Так что мое стремление к одиночеству могло сослужить мне плохую службу. И все же, узнай я о том, что кто-то вступил в тайный сговор, чтобы лишить меня жизни, я бы лишь поддержала их замысел, сделала бы все, чтобы помочь им и упростить их задачу. Им бы осталось лишь выждать и выбрать подходящий момент, и сама справедливость закрыла бы на их поступок глаза.

Мои же глаза наполняются горячими слезами, которые готовы сорваться с ресниц, когда я тяжело вздыхаю и меня вновь охватывает дрожь. Милая Пирто смотрит на меня с нескрываемым беспокойством и подается вперед, но я лишь качаю головой и успокаиваю ее:

– Все в порядке, Пирто. Подойди. – Я вымученно улыбаюсь. – Помоги мне вымыть волосы. Хочу выглядеть сегодня по-особенному!

Не хочу вконец расстраивать свою нянюшку – до последнего момента она должна думать, что я готова встретить новый праздничный день и с нетерпением жду нашего похода на ярмарку.

Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку ванны, пока Пирто сливает теплую воду мне на голову и начинает ее массировать. Потом она омывает мои длинные светлые волосы от корней до самых кончиков особым отваром из ромашки и лимона, от которого они сияют, как лучики солнца, и загадочным образом завиваются в тугие локоны, похожие на жидкое золото, будто сам король Мидас коснулся моей головы. «Золото урожая» – так много лет назад мой муж назвал цвет этих кудрей, лежа со мной на поляне, усеянной лютиками, у реки, в излюбленном нашем укромном местечке для тайных встреч, где он так любил играть с моими волосами, освещенными ласковым солнцем, где раскладывал мои пряди на траве так, чтобы они походили на лучики, сравнивал мою природную красоту с щедрым урожаем пшеницы, сияющей гордо на солнце, и усеивал мое лицо поцелуями. «Рядом с этими волосами даже золото меркнет», – говаривал он и целовал мои щеки, что были «краше майских роз», по его словам. Мой муж умел говорить красивые слова – его письма в свое время заставляли меня таять, как снег по весне. Интересно, с Елизаветой он так же лежит у камина, так же играет ее рыжими волосами, поэтично сравнивая их с пляшущими язычками пламени? От его комплиментов она тоже тает? Оказалась ли она так же глупа, как и я когда-то, полюбила ли его, доверила ли ему всю себя?

Я глубоко вдыхаю острый запах лимонной цедры и свежий, чистый аромат ромашки, которые успокаивают и дают мне столь долгожданные силы. Любопытно, не сделан ли этот отвар из той самой ромашки, что я собирала еще до того, как болезнь так заметно ослабила мое тело? Мое лицо освещает улыбка, когда я вспоминаю, как давным-давно стояла среди солнечных цветов, молодая и сильная. Мою голову защищала от жары соломенная шляпа, на сгибе локтя висела плетеная корзинка, юбки были подобраны до колен, трава щекотала мои обнаженные стопы и лодыжки, а распущенные волосы прикрывали мою светлую кожу, уберегая ее от появления веснушек или чего похуже – Роберт до смерти боялся, что в один прекрасный день вернется домой и обнаружит, что жена его стала от солнца красной, как вареный рак, или стала похожа на Коричневую Деву[6] из известной баллады.

До этого случая за всю свою жизнь я ни разу не болела! Я всегда была сильной и счастливой деревенской девушкой с румяными щеками и сияющей улыбкой. Я буквально излучала здоровье и энергию. Разумеется, на жилистого и мускулистого кузнеца в женском платье я тоже не походила, но, пышнотелая и цветущая, всегда выглядела сильной и жизнерадостной – в отличие от придворных дам с фарфоровой кожей, поддавшихся новомодным веяниям и пытающихся заставить весь мир поверить в то, что они от природы изящны и хрупки, словно яичная скорлупа, и что обращаться с ними нужно, как с величайшей драгоценностью мира, которая разобьется вдребезги, стоит допустить малейшую оплошность. Иногда мне кажется, что на самом деле трагедия нашего брака заключается в том, что реальность, окружавшая Роберта, в которой не было места для меня, убила ту новизну и необычность, за которые он меня и полюбил.

Когда небо светлеет, я вижу, как жители Камнора начинают суетиться, двор оживает в предвкушении радости и праздника и все спешат, как обычно, на службу в церковь Святого Михаила, словно дети, которым дозволили наконец выйти на улицу погулять. Сегодня в Абингдоне праздник в честь Девы Марии и открывается ярмарка. Я отпустила туда всех своих слуг и уговорила остальных сделать то же самое, чтобы это воскресенье стало не просто очередным выходным днем, а настоящим праздником, радость приносящим. Я хочу, чтобы они сделали то, чего я позволить себе не могу, – позабыли о своих горестях и невзгодах и повеселились от души, глядя на кривлянье шутов, на фокусников, жонглеров, акробатов и танцующих собачек, полюбовались кукольными представлениями и послушали шутки клоунов. Хочу, чтобы они танцевали и пели, узнали свое будущее у предсказательницы, загадали загадку «ученой свинье», подивились небывалым чудесам природы вроде двухголовой овцы, испытали свои силы и выиграли награды для своих возлюбленных, испили сидра и отведали пирогов. А наевшись до отвала, пусть накупят у торговцев, следующих за ярмарками, словно блохи за уличным псом, на заработанные тяжким трудом гроши всяких безделушек и прочих мелочей.

Мои слуги всегда были так добры ко мне, терпели все мои выходки и причуды, все мои слезы и страхи, мою вечную грусть и сентиментальные мечты – ведь в последнее время часто случалось так, что я не отличала вымышленное от действительности. Знаю, именно за это им и платят, но едва ли кому-то доставляет радость прислуживать больной женщине, дышать зловонным и застойным воздухом в ее комнате, бесконечно менять залитое гноем белье, стирать пропитанные потом простыни и ночные рубашки, опустошать тазы и ночные горшки, носить болезной питательные бульоны и уносить их обратно нетронутыми, делать припарки на пока еще живую плоть и умерять мучающие меня боли. Как бы хотелось мне встретить свой конец в одиночестве, так, чтобы никто не смотрел на меня с любопытством, отвращением или состраданием по принуждению!

Смерть оставила свой гибельный отпечаток на моей груди, который постепенно стал расползаться по всему телу. Иногда я буквально чувствую, как эта отрава бежит по моим венам, словно косяк крошечных рыбок. Скоро я обрету вечный покой. Беспощадная и милосердная смерть возьмет мое сердце и будет сжимать его в своих ледяных пальцах, пока оно не перестанет биться, после чего раскроет ладонь, и оно останется лежать на ней, разбитое, изможденное и кровоточащее.

Мой разум уже не так силен, как прежде. В моем сознании уже появились трещины, через которые просачиваются плоды моего больного воображения и вечные подозрения, которые смешиваются с моими мыслями, и это не нравится никому из тех, кто окружает меня, и в первую очередь мне самой. Эти изменения расстраивают и удручают меня – я вынуждена все время задаваться вопросом о реальности происходящих событий, случилось ли что-то на самом деле или же мне это только привиделось. Прежде я была женщиной спокойной и уверенной в себе, отличалась благоразумием и здравым смыслом, на меня всегда можно было положиться. Несмотря на присущую мне истинно женскую страсть к модным туалетам и украшениям, меня никогда нельзя было назвать легкомысленной и пустой.