Только правда и ничего кроме вымысла - Дана Вачон

не стал делиться этим воспоминанием. Застарелая травма вызвала панику, и Керри, как ребенок, схватил Джорджи за руку. Ее прикосновение ослабило боль. Для Керри – еще одно доказательство избранности Джорджи. А для нее? Начало длительного путешествия в мир его одержимостей.

– Диспенсеры Pez в виде животных… – сказала София Коппола. – На подоконнике в Сономе.

– Яркие пластиковые контейнеры для анализов, теплые от мочи, – вспомнила Голди Хоун, – стоят на кухонном столе моего незрячего дяди-диабетика Уоррена.

– Кодеин с клубничным вкусом, – сказала Сисси Спейсек.

Последнее воспоминание Шона Пенна полгода назад состояло из двух слов – «окровавленные салфетки». Когда он заговорил из бордового La-Z-Boy, не отрывая взгляд от штормящего океана, все превратились в слух.

– Лысый ребенок в бассейне отеля Ritz-Carlton. Неважно, в каком именно. Этот ребенок уже вне пространства и времени. У него почти прозрачная кожа. Ему шесть или семь. Непропорционально большая голова, деформированный череп, который давит на мышцы шеи и спины… – Шон закашлялся. – На груди этого маленького ребенка что-то выпирает, неестественно торчит над кожей…

– Какая смелость….

Натчез считал Пенна не столько учеником, сколько равным себе.

– Это химиопорт[14]. Бинты. Хирургическая лента. Что они пытаются сделать? Купить ему еще пару месяцев. Или недель. Или хотя бы утро в бассейне Ritz-Carlton. Пять сотен за ночь. Пик сезона. Люди украдкой поглядывают друг на друга, и в их глазах сквозит страх. Выбираются из воды, будто он какое-то дерьмо. Вдруг заразный? Никто не хочет рисковать. Через десять минут ребенок остается в бассейне один, плавает по кругу, едва скользя руками по поверхности воды…

– Тебя пугала смерть в нем? – тихо спросил Натчез.

– Нет, – прохрипел Пенн. – Я боялся смерти в них.

– Замечательно.

– Так хочется пить, – сказал Ник Кейдж, – в горле пересохло.

– Следуй за жаждой, – отреагировал Келси Грэммер. – Не бойся, Кейдж.

– В следующий раз я тебя выгоню, – пригрозил Натчез. – Мы уже обсуждали, как важно уважать друг друга и не вмешиваться. Но ты не учишься.

Грэммер, получив замечание, затих, а Кейдж поделился одним из самых странных воспоминаний той ночи.

– Я вижу Лос-Анджелес, – начал Кейдж. – Весь в огне. Он пылает. Над каньонами летающие тарелки и…

– Что за хрень? – спросила Голди Хоун.

– Я рассказываю то, что вижу. Пожалуйста, уважайте мой поток.

– Продолжай, Ник, – сказал Натчез. – Пожалуйста.

– Пришельцы в экзоскелетах похожи на железных пауков. Они стреляют смертельными лучами. Зубодробительная огневая мощь. О черт, эти кроваво-красные смертельные лучи! Небо заволокло черным дымом. Апокалиптическое солнце красное, как… как…

На какое-то мгновение все понадеялись, что воспоминание исчезнет, но Кейдж нашелся:

– Как задница бабуина.

– Это воспоминание? – спросил Джеймс Спэйдер.

– Иногда в ведре, которое ты поднимаешь из колодца, не вода, – парировал Кейдж. – Иногда в нем росомаха, которая просидела там вечность и теперь готова вырвать вам глаза. Так что да, я вижу большое солнце, похожее на бабуинью задницу. Я мчусь по Тихоокеанскому шоссе. В каньонах пылает огонь, на месте зданий тлеющие руины. Я возглавляю отряд последних выживших, и мы…

– Нет, ну полюбуйтесь! – заметил Келси Грэммер. – Чистый нарциссизм.

– Продолжай, Ник, – сказал Натчез. – Келси, цыц!

– Мы сражаемся с пришельцами. Они прибыли, чтобы уничтожить нас. Гигантские змееподобные парни. У них блестящая гладкая черная кожа. Я веду выживших на бой с чужими. Армагеддон. Они стреляют лучами смерти, да, лучами смерти, но на меня они не действуют. Может быть, дело в моей ДНК? Она непохожа на другие ДНК. Гены Копполы особенные. Вот почему я всю жизнь чувствовал себя не на своем месте. Моя миссия – спасение человечества и…

– Это же плагиат «Войны миров», – возмутился Келси. – Нет, ну еще и миф о Христе, пипец просто, вот что это такое. Он ходит по разным группам и везде саботирует, лишь бы показать всем, какой он особенный. У Голдблюма в театральном классе было то же самое…

– Не надо тут про Голдблюма!

– Это ты устроил фарс из семинара!

– Я проводил эксперимент Nouveau Shamanic[15]. Путешествие к свободе, которая находится за пределами раздражения.

– Тише, вы оба! – сказал Натчез. – Время бежит во всех направлениях. Соответственно, и память. Не будем конкретизировать момент. Ник, продолжай.

Кейдж закатил глаза так, что осталась только полоска белков, и непривычно глубоким голосом, непонятно, разыгрывая их или всерьез, продолжил:

– Лучи смерти отскакивают от меня. Как горох. А как другие ребята? Они не такие везунчики. Плоть пузырится на костях. Жужжание лучей. Пламя лижет тела. Его жар пробирает до костей, мозг закипает. – Кейдж вцепился ногтями в предплечья. – На меня движется гигантский пришелец. Это чудовище. Это… Боже, он отвратителен. Нет, не могу…

– Соберись! – сказал Натчез.

– У него красные глаза. Змеиное туловище с широкой красной полосой. Наружу торчат клыки. Он хочет убить меня там, под красным, как задница бабуина, солнцем. Моя миссия – сразиться с этим парнем, но я боюсь. О боже, как я боюсь!..

– Змеи-пришельцы под бабуинозадым солнцем? – переспросил Келси Грэммер.

В другой момент Натчез отправил бы Грэммера внутрь освежиться у кулера с водой, но сейчас он сосредоточился на внутренней драме человека, выбравшего для себя – из всех возможных вариантов – имя Кейдж.

– Не сдавайся, Ник. Не бойся, иди дальше.

– Хорошо. Я продолжаю. Теперь все понятнее. У меня в руках старинный меч со стальным лезвием, напоминание о крестовых походах. Я еще не рассказывал про него, чтобы не отвлекаться. Интуиция подсказывает, что только с этим мечом я смогу победить альфа-инопланетянина. Это моя судьба. Я приближаюсь к нему и поднимаю меч. Пришелец уворачивается. Распрямляется. Плюет в глаза какой-то черной жижей. О боже, ничего не вижу! Чужие сопли воняют. Помогите, уберите его от меня!

– Борись, Ник! – поддержал Келси Грэммер, когда Кейдж стал задыхаться.

– Он обвивается вокруг меня. Сжимает, как удав…

– Кейдж схватился за шею и затрясся. – Меч выпадает. Руки становятся ватными. Я смотрю в красный змеиный глаз альфы и чувствую…

– Что ты чувствуешь? – спросил Натчез. – Что с тобой?

– Я боюсь… – Кейдж скривил губы и, как обычно, залился слезами. – О боже, мне так страшно!

– Ну-ну, – Келси приобнял Кейджа с таким сочувствием, что Натчез сразу простил ему предыдущие вмешательства.

– Как любезно с твоей стороны, Келси, – сказал он. – Какая глубокая эмпатия!

– Малыш уходит, – Джеймс Спэйдер кивнул в сторону небольшого строения внизу на пляже, почти скрывшегося под водой.

Все встали посмотреть, и Керри и Джорджи на секунду столкнулись взглядом, словно оценивая друг друга. В нем сквозило нетерпение – она, впрочем, не возражала. Наружу вырывалось то, что он принимал за золотой свет любви; Джорджи протянула ему руку. Они присоединились к остальным и смотрели, как строение сорвалось с основания и разбилось в щепки, а надувные аллигаторы и фламинго заплясали на темных