После заката - KhunMoon

тёмный угол, сдвигаясь от стола и повернувшись вполоборота — не смотри. А он и не смотрит, ест себе и чему-то иногда улыбается, послушный и тихий ребёнок. Голова только лохматая-лохматая. Откладываю наполовину пустой контейнер, возвращаюсь в номер за своим ледяным кофе и расческой, купленной для Лилу. Может, всё-таки узнать его реальное имя? А с чего я взяла, что Лилу — нереальное? Телефон вибрирует у бедра, напоминая о себе. Можно же и спросить.

Вернувшись на терраску, останавливаюсь позади мальчика и трогаю за плечо. Показываю расчёску и передаю свой стакан, чтобы освободить руки. Вроде бы не против, стакан ставит на стол и чуть откидывается на спинку кресла. Сперва провожу по прядям пальцами, чтобы понять их структуру. С виду они кажутся жёсткими и спутанными, не хотелось бы делать ребёнку больно. На самом же деле они скорее упругие и легко распадаются на пряди, почти не путаясь. А лохматость у нас повышенная из-за того, что волосы не идеально прямые, а слегка волнятся. Запускаю расчёску в пряди, начиная от макушки к затылку, аккуратно, не дёргая, провожу плавно вниз. И ещё раз, и ещё.

Процесс сродни медитации. Это всё мама виновата. В детстве мы не играли с нею в мавзолей и постового. Она ложилась вздремнуть, вручив мне расчёску, и я подолгу расчёсывала её жгуче-чёрные кудри. А она знала, что пока в её голове копошатся маленькие ручки, я не натворю дел. Я выросла, а любовь к чужим головам осталась. Жаль, что любые прикосновения уже давно вне сферы моего доступа, нужно было, наверное, идти работать парикмахером. Лилу немного сползает в кресле, и теперь мне проще расчесать волосы над его лбом. Помню, что там были ссадины, чтобы не задеть, аккуратно подсовываю под длинную чёлку ладонь, прикрывая повреждённую кожу от острых зубчиков. Не стоит увлекаться, ещё пара взмахов, и я заканчиваю. Обхожу кресло, забираю со столика стакан и сажусь в своё, жалобно скрипнувшее. А под мальчиком мебель не позволяет себе жаловаться.

Что бы я ни делала, мне не выйти из категории тяжеловесов, это всё мозг и тяжёлые мысли, да? Хмыкаю, пялюсь в темноту перед собой, бросив расчёску на колени, потягиваю растаявшее нечто с привкусом кофе. Сладко, холодно, душно, как я и предполагала.

— Нога. Болит.

Не сразу понимаю, что это вопрос, даже не заметила, когда Лилу взял телефон со стола, как спросил. Отрицательно мотаю головой, потом всё же забираю телефон, чтобы ответить словами:

— Спасибо. Нет. Ты умеешь делать массаж?

Смотрю перед собой, протягивая телефон влево для ответа.

Едва слышу, как Лилу наговаривает в него ответ. Он странно тихий, раньше погромче отвечал. Кидаю короткий взгляд, в отсвете экрана вижу, как шевелятся губы, как верхняя на миг закрывает нижнюю полностью.

— Я пловец работать спасателем. Я знаю, как избавиться от судорог.

М-м-м, теперь понятно. Не очень ловко делаю вай влево, я на самом деле не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не он. От воспоминания о той боли по позвоночнику бежит дрожь. Мимо нашего дворика проходит шумная компания туристов, что-то обсуждая. Дождавшись, пока их голоса стихнут, забираю телефон и всё же спрашиваю:

— Лилу твоё настоящее имя?

Кидаю косой взгляд, протягивая телефон для ответа. Забирает и молчит, глядя на экран. Не хочет говорить? Боится? Не понимаю, в чём проблема, я же не полиция, всё равно по его имени ничего никогда не узнаю. А может, оно смешное?

— Закат.

Недоумённо всматриваюсь в чёрное небо, закат уже часа два как был, о чём он. А потом как понимаю — это его имя, Сансет, закат. Переводчик переводит абсолютно всё. Имя классное, намного лучше, чем это приторное Лилу. Смотрю на закат… Да блин, стебаться над человеком — как негуманно, дорогуша, сама-то чем лучше? Он — закат, я — луна. Великолепная парочка, мечта сценариста арт-хауса. Телефон подсвечивает его лицо холодным белым, но даже так видно, что мальчик смущён. А, ну да. Я же молчу слишком долго.

— Сансет, да? Хорошее имя. Тебе подходит. Почему ты назвал меня Кхун Мун?

Пожимает плечами и собирается в кресле в комок, обхватывая колени руками. Ладно, отвечать не хочешь, фиг с тобой. Расслабленность внутри как-то резко меняется на беспокойство — что-то делать, куда-то идти. Это просто привычка или другое? Я всё время раскладываю себя по полочкам и контейнерам, пытаясь понять и перестать. Понимать других у меня получается лучше, кажется. Наверное, всё-таки кажется, ведь Сансета я вообще не понимаю. Он явно не собиратель ромашек на пляжах Паттайи, но ведёт себя сейчас странно. Тихий, несмелый, вежливый. И до сих пор никуда не смылся с моими телефоном, ноутбуком и кошельком. Прямо сказка какая-то. Но спрашивать об этом я не намерена, меньше знаю — крепче сплю.

Поднимаюсь с кресла и убираю со стола остатки нашей трапезы, оставив в руках собеседника свой телефон. Впрочем, может он считает его малоценной добычей? Неважно, если хочешь сбежать, Сансет, сейчас самое время. За моей спиной закрывается дверь, оборачиваюсь — стоит моя оглобля, качается с носка на пятку, опустив голову.

Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня? Это, милый мой, косоглазие, кривошеие у меня… Угукаю, нахожу на тумбе под телевизором мазь от синяков, показываю Сансету.

— Но сперва в душ, — говорю строгим голосом и указываю на дверь ванной, поймёт и без перевода.

Слушается, исчезает за дверью, а ведь нужно же ему и полотенце, и вещи отдать, вот я балда! В пять шагов собираю разбросанные по разным местам полотенце, пакет с купленными накануне мыльно-рыльными и упаковкой трусов, из шкафа вытягиваю чистую белую футболку с надписью «…ЛЯ!», подхожу к двери и собираюсь, приоткрыв её на минимум, засунуть туда всю стопку. С той стороны раздаётся вскрик и вцепляются в ручку. Ой, ладно, какие мы стеснительные, хихикаю, засовываю все вещи в пакет с покупками, вешаю его на ручку двери, стучусь в дверь и тут же выхожу из номера, чтобы там, в ванной, было понятно, что меня в номере нет. Немножечко ржу и прислушиваюсь.

Не слышно, блин. Смотрю в щель между штор, как дверь ванной приоткрывается немного, наружу просовывается рука с сине-зеленым синячищем, нашаривает пакет на ручке, срывает его и исчезает, на мгновение застряв из-за того, что пакет не сразу вместился в щель между дверью и косяком. Теперь мне совсем смешно. Возвращаюсь в номер, показательно роняю стоящий в углу чемодан, втыкаю телефон на зарядку и собираюсь на выход. Московское время девять часов, хоть