Обмен и продажа - Андрей Олех

– Садись назад, – указал на «восьмерку» автоматчик.

Прохожий увидел оружие и пошел быстрее. Вова открыл дверь, откинул кресло и сел, где велели. Рядом с ним устроился самый худой из трех, уткнув ему в бок пистолет. Двое оставшихся устроились спереди.

– Удобно? – повернулся один с пассажирского сиденья. – Могу кресло подвинуть. Как оно там двигается?

– Справа под сиденьем ручка, – сказал Вова.

– Так нормально. Сиди, как сидишь, – вмешался Вовин сосед.

– Первый раз за рулем у «восьмерки», – порадовался водитель, снял шапку и провел рукой по коротким светлым волосам. – Че, хорошая вообще тачка?

Машина свернула на проспект Кирова, и при повороте Вова заметил, что «уазик» едет за ними.

– У тебя пушка есть?

– Нет.

– Проверь, – велел пассажир соседу, а сам полез в бардачок.

– Это че такое? – Сосед, не убирая пистолет, левой рукой обыскивал Вову.

– Деньги.

– Давай сюда.

– Отставить, – сказал водитель. – Мы че, шпана какая-то?

После этих слов Вова понял, что его точно убьют, и в первый раз испугался.

– Правда, что ли, нет ствола?

– Зачем он мне?

– Ну да. Вы ж там все боксеры, – с усмешкой сказал пассажир и закурил.

– Форточку открой. В салон все тянет, – попросил сосед.

Машина встала на светофоре. Пассажир немного опустил стекло, и сквозняк принес запах какао с шоколадной фабрики, вперемешку с табаком и выхлопами. Перехватить пистолет, ударить соседа локтем, выстрелить в пассажира, потом в водителя. «Восьмерка» тронулась, момент был упущен. Те, в «уазике», все равно бы не дали уйти.

– Сиди, не ерзай, – почувствовал волнение сосед.

За окном люди спешили по домам, замерзшие и угрюмые, и Вова впервые за много лет испытал зависть к этим силуэтам, одетым в темное. Когда, интересно, все желтые фонари в городе сменили на синие? Улицы стали как казенные коридоры под этими стальными, безжизненными лампами.

– Магнитола хорошая, – констатировал пассажир. – Музыку послушаем?

– Отставить, – отрезал водитель.

– Куда едем? – без особой надежды спросил Вова, понимая, что везут за город.

– А ты куда собирался?

– По делам.

– И мы по делам. Вот совпало! – рассмеялся пассажир.

– К Начальнику твоему едем, на встречу, – спокойно объяснил водитель. – Служил?

– В спортроте. Я вам зачем?

– Хоть так, – кивнул водитель. – Приказ простой: подойдешь к воротам, нажмешь кнопку, скажешь, что приехал. Все как всегда. Если все правильно сделаешь, останешься живым.

– Только безработным, – хохотнул пассажир.

* * *

Водитель остановил «восьмерку» перед нужным поворотом на седьмой просеке. Сзади затормозил «уазик», из него неторопливо вышло шесть человек, вооруженных пистолетами.

– Готовы? – Все вразнобой кивнули. – Вова, ты первым идешь, занервничаешь, сразу тебя положим. Позвонишь, скажешь все, как обычно говоришь. Без выкидонов. Ясно?

Кивнув, Вова свернул на тропинку между дачами вдоль высокого каменного забора. Хоть снега выпало немного, но здесь, в узком месте, лежали сугробы. Колонна прошла до небольшой стоянки. На машине надо было заезжать с другой стороны, но этим лишний шум не нужен, догадался Вова.

Он остановился у калитки в сплошных воротах, обернулся на водителя, тот кивнул, и Вова нажал на кнопку домофона. Прошла бесконечная минута гудков.

– Ты, Кит?

– Я, – кивнул Вова маленькой черной коробочке.

– Погоди секунду, че-то не срабатывает.

За высоким забором, заходясь хрипом, залаяла собака. С разных мест ей начали отвечать другие, и лай, сливаясь, улетал в морозное небо. Вове были видны темные верхние окна. Сам дом выглядел, как будто на участке всегда стоял огромный сплошной куб красных кирпичей и строители, не особо стараясь, взяли блоки из середины, сделали из них забор, потом проделали проемы для дверей и окон, а сверху положили крышу, просто оставив прежнюю форму, без сердцевины.

Домофон замолк.

– Так бывает, – попытался успокоить Вова.

– Накупят херни импортной, – поднимая автомат к плечу, сказал водитель и чуть заметным движением головы указал соседу на Вову.

Щелкнул замок. Вова отступил от двери, и восемь человек бросились внутрь. Рядом остался сосед.

Мгновение застыло – потом раздался крик, рык собаки, мат, короткая очередь, пес взвыл, из дома гулко жахнули из двустволки, началась беспорядочная стрельба, посыпалось стекло, потом взрыв.

– Че там творится? – Сосед, вытягивая шею, попытался заглянуть в калитку.

Не думая, Вова ударил его коротким в висок. Голова соседа мотнулась и врезалась в кирпичную стену. Кажется, хрустнула кость, уже на бегу подумал Кит, запутался в полах кожаного плаща, упал в снег, поднялся, выбежал на просеку.

Машину никто не запер. Он быстро завелся, развернулся и рванул в город. С шапки на лицо упала холодная капля, Вова посмотрел на себя в зеркало заднего вида, но стряхивать с себя снег пока времени не было.

Тело привыкло к тренировкам и за день стояния у палатки совсем не устало. Никита посмотрел в окно – темно, ничего не видно. Прошел на кухню – мать мыла посуду. В зале храпел отец, и в комнате стоял густой запах его перегара. Раньше по вечерам родители хоть ссорились, а теперь мама перестала считать отца за человека. Просто разойдутся по комнатам и молчат. По экрану телевизора бежали кривые линии, то вверх, то вниз, даже непонятно, что показывают.

Он прошел в свою комнату, лег на кровать, посмотрел на плакат с Ван Даммом, забравшимся с ногами на мотоцикл. Всю жизнь Никиту готовили к важному, никто бы не сказал, к чему именно – скорее всего, к ответственной и надежной работе с перспективами. Поэтому нужно было хорошо учиться, и особенно по тем предметам, что не даются. Читать книги, потому что книги делают умнее. Заниматься спортом, потому что спорт – это здоровье и сила. Вроде бы он старался, и ни одно из этих тяжелых условий не нарушил. Только награды не последовало. Оказалось, что папин комсомол рухнул и с карьерой ему не поможет. При поступлении деньги были важнее оценок, и вопрос с высшим образованием отложили на год. Спорт тоже требовал вложений и ничего не обещал взамен. Между запоями отец ходил по знакомым, и лучшее, что смог предложить Никите мир, – стоять возле бандитов на площади. Это было так обидно и несправедливо, что думать об этом казалось невозможным. Он встал и повис на турнике в дверном проеме, оставшемся с детства. Ноги приходится сгибать.

Дурацкий звонок-кукушка, крик с кухни, чтобы открыл. Никита никого не ждал, продолжал подтягиваться, чувствуя, как рукам стало жарко. Мать, ругаясь, прошла по коридору, замерла, глядя в глазок.