Совершенный выстрел - Матиас Энар

ему донести пулемет, мы оставили раненого, потому что ничего не могли для него сделать, спустились на пять или шесть этажей и расположились в комнате с огромной дырой, пробитой снарядом, откуда открывался замечательный вид на тех, кто внизу, и на их крыши. Они, вероятно, считали, что их товарищи уже захватили наше здание, и с этой стороны подвоха не ожидали. Мы установили пулемет и начали поливать крыши, чтобы заставить их уйти в укрытие. Заодно шлепнули двоих, впечатали их в бетон нашим 12,7-миллиметровым крупнокалиберным. Те даже не успели сообразить, что происходит. К сожалению, нельзя было дольше оставаться, наше здание наверняка должны были занять, и неразбериха была жуткая. Им было невдомек, сколько нас. Пот лил с меня градом, я наполовину оглох из-за пулемета, и тут сверху раздался взрыв снаряда то ли из миномета ребят напротив, то ли из РПГ, и в рот забилась штукатурка. Раз так, надо делать ноги, но с пулеметом далеко не убежишь. Мы нашли запасную лестницу, сбежали по ней. Новичок, спускавшийся за мной, оказался резервистом, он впервые участвовал в бою, все время дрожал и спотыкался, постоянно спрашивая: «Что же делать, а? Что делать?», а я не мог ему ответить, что ни фига не знаю, иначе он запаниковал бы еще сильнее. Я бы дорого дал, чтобы в этот момент рядом оказался Зак, он был где-то позади со своим отделением. Пока я спускался в темноте, можно было глубоко подышать и поразмыслить; в ухе шумело, пот заливал глаза, и я думал о том, как бы я рассчитался с мерзавцами напротив за это унижение. Дойдя до третьего или четвертого этажа, мы сбавили шаг и прислушались. Не было слышно ни миномета, ни пулеметов, вообще ничего, и это как раз больше всего и тревожило: может, они — тут, прямо за дверью. Мы осторожно спускались дальше, пока не дошли до котельной в подвале. Я остановился, чтобы подумать. Засунул пулемет с лентами за трубу отопления, получился хороший тайник. Надо было выйти на стоянку через боковой выход — может, там никого нет. Мы туда вошли, было темно и жутко воняло: видимо, где-то поблизости лежали трупы. Я услышал, как новичка вырвало. Надо было пройти через стоянку до двери. Я подтолкнул его: давай, шагай. Он шмыгал носом, как ребенок. В темноте мы наталкивались на брошенные машины и на что-то невидимое, мягкое и отвратительное. Это мусорные мешки, соврал я, чтобы ободрить новичка. Нужно было сориентироваться; к счастью, я знал, где находится выход относительно лестницы. Пол под ногами пошел вверх, мы держались за перила, по-прежнему в темноте. Около двери посветлело, потому что она была изрешечена осколками. Вдали гремел нешуточный бой. Но за дверью ничего не было. Справа обнаружился выход для пешеходов, некая клетушка, запертая на ключ. У новичка лопнуло терпение, и он дал по замку очередью, пули срикошетили от стены, одна отскочила ему в ногу. Меня ужасно раздражал этот молокосос, с зареванным лицом и заблеванной военной формой, вероятно уже нас выдавший; он лежа смотрел на меня, не понимая, что с ним случилось, прижимая руку к икре, из которой текла кровь. Из-за его пулеметной очереди в закрытом помещении в ушах у меня снова зашумело, я поднес дуло к его лицу, нажал на курок и больше на него не взглянул. Долго раздавалось эхо выстрела. Я подождал несколько секунд, потом выглянул наружу. Боковая улочка. Никого. Я чувствовал себя разбитым и измученным. Интересно, что сделал бы Зак, будь он сейчас здесь. Пойдешь налево — попадешь к ним, направо — тоже. Напротив была дверь какого-то дома. И я подумал, что я же человек высот и крыш: я мог бы там немного передохнуть и попытаться разработать план, как выбраться из этой ловушки. В два прыжка я перемахнул через улицу и вошел в дом.

Лестница была разрушена, потому что туда свалилась часть крыши, но мне удалось вскарабкаться до четвертого этажа и попасть на террасу. Посредине зияла здоровенная дыра с обломками вокруг. Я пополз к карнизу. Начало накрапывать, небо заволокло, и дождь принес облегчение. Сердце билось снова в нормальном ритме, я сожалел, что дал волю гневу и убил товарища. Но с другой стороны, куда бы он делся с простреленной ногой? Если бы его нашли те, они бы его прикончили или того хуже. Под серым пологом облаков было хорошо, дул ветер. Минуты три я полежал на спине, приходя в себя. Потом пододвинулся к краю крыши. Но между ближайшим зданием стояли еще два ряда домишек, и я ничего не видел; судя по шуму, товарищи еще держались. Я не мог оставаться там слишком долго, потому что меня было видно из окон здания, откуда я вышел. Я вынужден был вернуться обратно в дом. Слышались отчетливые звуки выстрелов и боя, в ушах больше не гудело. Я снова обрел прежнюю форму, но для чего? Понятно. Пройду через дом, посмотрю, выходит ли он в сад, а там соседний дом и потом улица. А дальше можно попробовать пойти направо и зайти этим сволочам в тыл. И я принялся карабкаться по осыпавшимся стенам садов, тщательно исследовать наполовину разрушенные дома, пока не наступил вечер. Видимо, я продвинулся метров на сто и очутился на второй поперечной улице, когда понял, что все, хватит. Вокруг ни души, только вдали, справа от меня, слышались далекие выстрелы. И редкие взрывы. Внизу со стороны моря по-прежнему шли бои. Судя по шуму, я сделал вывод, что товарищи немного отступили — все будто бы отдалилось, а может быть, я сам отошел. Я подумал, что теперь, наверное, нахожусь приблизительно в нашем секторе или прямо на передовой, на расстоянии метров ста над уровнем их плацдарма. Я влез на крышу высокого выпотрошенного дома, пока чудом устоявшего. В темноте мелькали трассирующие очереди. И действительно, товарищи сдали позиции со стороны моря. Зато здесь неприятелю до сих пор не удалось перейти дорогу, которая просматривалась с ряда наших зданий. Я долго смотрел в бинокль.

Наконец окончательно стемнело; можно было попробовать добраться до ребят и кого-нибудь сменить. Они наверняка вымотались. Обычно бои так долго не длятся, они впервые предприняли такое мощное наступление. Слышно было, как танки обстреливают другую часть города. Полный бардак творился тем вечером, светопреставление. Позже ребята мне рассказали, что все поддались панике и что на передовой там и сям происходило одно и то же: по обе стороны фронта бойцов окружали, отрезали от тыла, победоносные прорывы