Маленькая страна - Гаэль Фай

Отдав распоряжения, папа вылил остатки чая из термоса в горшок с понурым олеандром, просвистел пару тактов «Марсельезы» попугаю, и мы сели в машину.

Бужумбурская французская школа занимала большую территорию, где располагались детский сад и все классы от подготовительного до выпускного. Главных входов было два. Первый, со стороны стадиона Принца Луи Рвагасоре и бульвара Независимости, вел к зданию администрации, средним классам и лицею. Второй, с угла улицы Муйинга и бульвара Упрона, — в детский сад. Начальная школа находилась между ними. Папа по привычке высаживал нас у малышового входа.

— Инносан заберет вас в двенадцать и отвезет в лавку к матери. А я еду на дальнюю стройку и буду завтра.

— Хорошо, папа, — послушно отвечала Ана.

— Габриэль, в субботу поедешь с Инносаном и Донасьеном в Чибитоке разбираться с твоим велосипедом. Ты нужен, чтобы точно его опознать. Не волнуйся, получишь свой велик обратно.

В тот день весь класс был взбудоражен. Учитель раздал нам письма от учеников пятого класса орлеанской школы, из Франции. Было страшно интересно узнать, кто тебе пишет. Мне достался конверт, на котором мое имя было написано большими розовыми буквами и окружено французскими флагами, звездочками и сердечками. От бумаги сильно пахло сладкими духами. Я бережно развернул письмо. Почерк был ровный, с наклоном влево.

Лора вложила в конверт свою фотографию. Она была похожа на куклу моей сестренки. Письмо меня смутило. Вспыхнули щеки от этого «Целую». Я чувствовал себя так, будто получил посылку с конфетами, будто передо мной распахнулись двери в таинственный, неведомый мир. Французская девочка Лора с зелеными глазами и светлыми волосами, живущая где-то очень далеко, готова была поцеловать меня, Габи из Кинаниры. Я боялся, что кто-нибудь заметит мое смятение, поэтому быстро сунул фотографию в портфель, а письмо вложил обратно в конверт. Но сам уже прикидывал, какую фотографию пошлю ей.

Учитель велел всем написать ответ на письма.

Мы с Инносаном и Донасьеном выехали из дому совсем рано утром. Пикап катил быстрее, чем обычно, когда кузов у него бывал завален мешками цемента, лопатами и кирками. А ведь наша троица выглядит довольно странно, подумал я, когда мы миновали первый блокпост на выезде из Бужумбуры. Что бы мы сказали солдатам, останови они нас? Что мы ни свет ни заря отправились через всю страну искать ворованный велик? Видок у нас в самом деле был подозрительный. Сидевший за рулем Инносан, как всегда, жевал зубочистку. Меня бесила эта его манера. А ее усвоили все бужумбурские шалопаи. Всем им, как нашему Инносану, хотелось выглядеть ковбоями, крутыми парнями. Началось небось с того, что какой-нибудь один дурак насмотрелся в кино «Камео» фильмов с Клинтом Иствудом, а за ним и другие туда же, новая мода распространилась со скоростью ветра. В неспешной бужумбурской жизни только слухи да мода расходятся быстро.

Донасьен неудобно сидел и злился с самого отъезда. Он помещался в середине и не мог нормально поставить ноги из-за переключателя скоростей. Поэтому он скособочился, плечом чуть не налегал на Инносана, а ноги отодвинул в сторону. И все из-за того, что мне приспичило сидеть у окна, — шел дождь, а мне так нравилось следить за каплями, сбегающими по стеклу, и, подышав на него, рисовать пальцем.

В Чибитоке дождя уже не было. Донасьен боялся, что пикап завязнет в грязи, поэтому он велел Инносану остановиться, не сворачивая на дорожку, которая вела к самому дому бабушки близнецов, и предложил дойти пешком. Но Инносан не хотел пачкать белые кроссовки, так что он остался в кабине полировать свои гнилушки зубочисткой, а мы с Донасьеном пошли вдвоем.

На холмах ты все время на виду, даже если думаешь, что вокруг никого; сотни пар глаз следят за тобой, и весть о твоем появлении обгоняет тебя на километры и разносится по склонам, рикошетом отскакивая от стен руго[8]. Поэтому старая хозяйка дома, к которому мы направлялись, уже ждала нас на пороге с двумя стаканами кислого молока в руках. Ни Донасьен, ни я почти не говорили на кирунди, во всяком случае, на сложном поэтическом кирунди, который в ходу у жителей холмов, тут скудной смесью французского и суахили не обойдешься никак. Я кирунди никогда не учил, в Буже все говорят по-французски. А Донасьен был заирец из Киву, его земляки чаще всего говорят только на суахили и хорошем, сорбоннском французском.