Никогда не разговаривайте с незнакомцами - Ольга Смит

об этом совершенно не хотелось.

Впервые за долгое время я приехала на работу с ощущением злобной обреченности, проклиная толпы людей в метро и офис, расположенный на другом конце города.

От безоблачно счастливого настроения, с которым я уходила отсюда в пятницу, предвкушая субботний праздник, не осталось и следа. Я опять возненавидела свою работу.

Скоро начнется еженедельное собрание директора с начальниками отделов, и я увижу его впервые после нашей ночи. Раньше я не могла дождаться понедельника потому, что на совещании могла целый час ловить на себе его заинтересованные взгляды и чувствовать глупую, но такую ободряющую воодушевленность…

Сейчас мне становилось неловко от мысли, что придется сидеть друг напротив друга и смотреть на него после всего, что между нами было.

На длинном столе я неаккуратно расставила бутылки с водой и стаканы, приготовила ноутбук для ведения протокола и устало опустилась на место, справа от директора. Он тут же принялся отчитывать меня за неверно оформленную презентацию, но я не слушала, только кивала и подпевала засевшей в голове песне Элвиса «Love me, Tender».

В зал стали приходить начальники отделов, и у многих из них был довольно похмельный вид. Однозначно, субботний праздник удался на славу.

Последним в кабинет зашел он. Тоже угрюмый, помятый и невыспавшийся. Извинился за опоздание, задержался на мне взглядом, секунду замешкался и, к моему облегчению, сел не как обычно, напротив, а за дальний конец стола — так, чтобы я не могла его видеть.

«Что ж, уважаемый, все с Вами понятно»… — мрачно ухмыльнулась я.

Оскар Уайльд оказался прав: я избавилась от искушения. Правда, избавление не принесло мне ничего приятного и оказалось совсем не таким, каким хотелось.

Последний год я с радостью приходила на работу, не опаздывала и была не против задерживаться после шести, зная, что он тоже в офисе и подвезет меня до метро. Не ленилась вставать на час раньше, чтобы сделать укладку и как следует накраситься, приходила бодрая и энергичная, лучезарно улыбалась всем посетителям.

Мой директор заметил перемены и повысил мне зарплату, которую я могла тратить не на мужа и ребенка, а на себя. Вскоре от той мрачной, насупленной и вечно недовольной секретарши, которой я была несколько лет, не осталось и следа.

Коллеги удивлялись, в чем секрет моего вдруг проснувшегося энтузиазма в работе и позитивного настроя. А он оказался до банальности прост: больше года я жила в столь необходимом мне состоянии безобидной, ни к чему не обязывающей и, главное, взаимной влюбленности. И это дарило мне хорошее настроение, бодрило, мотивировало просыпаться по утрам и даже заниматься спортом.

Теперь же работа снова превратилась в скучную, изнуряющую обыденность. Вставать в семь утра стало невыносимо тяжело, а краситься и наряжаться совершенно расхотелось.

Всю неделю он ни разу не заходил ко мне в приемную за кофе, как делал это раньше. Не писал в служебном чате шутки про секретарей, и мы ни разу не встретились на обеде в служебном кафе. Я избегала встреч с ним, и, очевидно, он делал то же самое.

Офисное волшебство рассеялось, и от этого было так нестерпимо грустно, что я сто раз пожалела, что поддалась этому пагубному искушению и согласилась продолжить вечер в более спокойном месте.

Чертов искуситель! Знал ведь, что способ сработает!

Директор ушел рано, и я тоже собиралась домой, как в приемную вошел он. Приветливо поздоровался, очаровательно улыбнулся, но я лишь настороженно кивнула в ответ.

— Шеф на месте?

— Нет, сегодня его уже не будет, — отозвалась я. Он приблизился к моему столу, и меня окутала волна его резкого парфюма, который раньше мне казался головокружительным. Я невольно поморщилась: нельзя же так сильно душиться.

— Ясно, — он тяжело вздохнул, устало провел ладонями по лицу, — у меня такой завал в отделе. Аудит нагрянул раньше срока, даже пообедать некогда, — пожаловался он, — не видел тебя всю неделю. Как твои дела?

Это «ты» вместо привычного вежливого «Вы» резануло слух. Я снова недовольно скривилась и соврала:

— Да все хорошо. Хотя тоже много работы.

— После такого классного праздника опять тяжелые будни… — протянул он и вдруг предложил, — может, поехали поужинаем и выпьем вина?

Я растерянно смотрела в его темные глаза, не ожидая подобного приглашения. Да, он по-прежнему оставался привлекательным мужчиной, но… Что-то явно изменилось. Для меня.

— А после мы могли бы повторить ту ночь, — добавил он, склонившись ближе.

Тут уж я окончательно растерялась. Нахмурилась, прислушиваясь к своим эмоциям: почему внутри такая тишина? Где те приятные волнение и трепет от одного его присутствия? Когда от любого случайного прикосновения по телу проносились мурашки, а сердце делало кульбит.

Куда все исчезло? На корпоративе мне подмешали в шампанское отрезвляющее зелье?

— Сегодня я занята. Семейные обстоятельства, — сказала я, поднимаясь с места. На лице мужчины отразилось неподдельное изумление, он явно не ожидал моего отказа. Карие глаза недобро блеснули, но он быстро взял себя в руки.

— Что ж, как-нибудь в другой раз, — сухо отозвался он.

Я промолчала.

Он кивнул и быстро вышел из кабинета.

Ну как я могла все испортить? Зачем я ему тогда уступила? Как же мне нужны опять эти окрыляющие эмоции, искушающая влюбленность и притягательная недоступность! Как теперь жить без этого волшебства?

Я решительно достала из нижнего ящика стола свое прошлогоднее заявление по собственному желанию с незаполненной датой, распрямила его и вписала сегодняшнее число.

Да, поддаться искушению — это единственный способ избавиться от него. Но Вы точно хорошо подумали, прежде чем сделать это?

А тем же вечером, устроившись в кресле с бокалом виски в руке, он внимательно изучал картину в позолоченной раме, украшающую стену его спальни. Это был очень реалистичный портрет, написанный по фото с корпоративного сайта, который ему подарили на работе на прошлый день рождения. Очаровательная, но бестолковая секретарша генерального, с которой он неплохо ззавершил корпоративный вечер, не могла придумать подарка от коллектива получше!

Но как, ни странно, ему очень нравился портрет, стилизованный под знатного вельможу восемнадцатого века. И было что-то живое и притягательное в играх света и тени на его мужественном лице, изгибе приподнятых широких бровей и блеске выразительных карих глаз.

Несомненно, он очень привлекательный и состоятельный мужчина, и грех не пользоваться своим положением.

Вдруг губы на картине скривились в надменной ухмылке, и, казалось, его двойник одобрительно кивнул его мыслям. В ответ он приподнял свой бокал в приветственном жесте, нисколько не удивившись. Он принял это мимолетное видение за легкое опьянение и усталость, и улыбнулся. И эта