В поисках Света - Игорь Калинаускас

Большая часть того, что во мне есть, — это все рассказы людей, разных людей, их рассказы о жизни. О том, как они живут, о том, как они думают, о том, как они видят мир. И насколько они его видят. Это огромный, как бы сказать, многосерийный такой фильм из людей. Вот один человек рассказывал, другой человек рассказывал, третий человек рассказывал, и так тысячи. И мне все это было интересно.

Мне не было интересно слушать про себя, мне до сих пор это не интересно, что про меня там могут рассказать. Поэтому я стараюсь первый голос отдать и слушать».

И сегодня я с вами разговариваю честно и искренне в той степени, которая мне духовно необходима. Мне не нужно врать для этого. Мне достаточно знать, что правда многогранна, и поворачивать ее к вам нужными гранями. Предположим, их двадцать, я поворачиваю к вам шестнадцать, и этого достаточно. Те, кому не достаточно, могут догадаться, повернуть остальные четыре и сказать: «А! Интересны ведь не те шестнадцать, которые он показал, а те четыре, которые он не показал». В самом тяжелом положении окажутся те, которые подумают: «А ведь он врет». Я уже давно не вру — нет необходимости. Когда я в одной книге прочитал, что правда — это очень занятная вещь: кусок дохлой коровы и превосходная говяжья вырезка — это правда об одном и том же объекте, у меня случилось озарение. Вот оно! Вот ключ к социальному поведению. Я врать очень не люблю. Вранье отнимает много сил, надо помнить, кому что сказал. А тут, говори правду, всем. Тоже безупречность.

Я очень рад возможности с вами общаться. На вас посмотреть, себя показать, что еще жив курилка. Может быть, какие-то мифы о себе у кого-то развеять, а может, какие-то мифы о себе у кого-то укрепить. Но самое главное — просто напомнить вам по-честному, что чем бы мы ни занимались, как это ни покажется кому-то невозможным, все наши действия по макрозаконам, подчинены законам Школы. Пусть не везде они ярко проявляются, так чтоб сразу было видно. Школа — это не прожектор, не яркий луч в темноте. Это белое светящееся пространство, которое везде. И пусть его без специальных усилий чаще всего не видно, оно действует. И если в некоторых, особенно затруднительных положениях вспомнить об этом, то это очень часто помогает в самых неожиданных делах, в самых конкретных, бытовых, коммерческих, таких, которые, казалось бы, никакого отношения к духовности не имеют. К духовности либо все имеет отношение, либо духовности просто нет. Это не я сказал. Впервые это было сказано давным-давно. Либо дух везде, либо его просто нет. Не может что-то не иметь отношения к духовности. Если кто-то заявляет, что нечто не имеет к духовности отношения, значит, он начинает заниматься вырезанием. Начинает выкраивать из духовности некий облик, удобный для него лично. «Наша партия приведет Россию обязательно куда-нибудь!» Ну, конечно, приведет. Мэр Петербурга рассказал по телевизору прекрасный анекдот: пришел избиратель на избирательный пункт. Внимательно изучил весь список, все фотографии рассмотрел, все биографии кандидатов прочитал, потом сказал: «Какое счастье, что выберут только одного».

Вопрос: Игорь Николаевич, слово «безупречность» — это значит без упреков?

И.Н.: А кто является автором упрека? Это вы выбираете или не выбираете сами. Это вопрос индивидуальный. Есть люди, для которых главный автор упрека — узкий круг близких знакомых; для других — это официальная инстанция; для третьих — абстрактное общественное мнение; для четвертых — это он сам; для пятых — идеал, некая мерка, по которой они себя меряют. Если говорить о пути, о безупречности на пути — то как вспомнил о себе как о самости, таковости, так и упрек. Как только между тобой и Миром появилась таковость, вместо света — тень, вот и упрек. Абу Силг как-то сказал: «Когда человек не может освободиться от думанья о себе, он видит Мир в тени себя самого и называет это мраком Мира». Если человек не может увидеть Мир без себя, то это и есть упрек. Мир без себя, когда себя видишь просто как другого, — это совсем другой Мир. И тогда понимаешь, то, что закрывало тебе глаза, это не ты произвел на свет божий, а это стенки социальной матки, социальная утроба, в которой ты находился. Это было хорошо, потому что социум тебя сотворил, породил, но это же и плохо, с определенного момента, потому что ты не родился в духовном смысле, не реализовался.

Вопрос: Если говорить о безупречности, то как: безупречность перед кем? перед собой, перед другими? безупречность в чем?

И.Н.: Безупречность всегда для себя. Она нужна тебе. Для кого-то, перед кем-то — это функциональное качество. Допустим, я вижу безупречного работника. Я его начинаю повышать по службе, если я его начальник, но для меня это не его безупречность, а функциональное качество, которое я как начальник оцениваю как один из компонентов его трудовой стоимости. Для меня извне он надежный, а для себя самого он может быть безупречен.

Вопрос: Может ли человек быть в одном месте безупречен, а в другом нет? Скажем, безупречный работник, а в семье далеко не безупречен?

И.Н.: Безупречность — понятие, относящееся к конкретному единичному действию. Допустим, я пью воду. И делаю это безупречно. Безупречность существует или не существует лишь в каждом конкретном случае. А в ситуации, о которой вы спрашиваете, речь может идти о функциональном: хороший работник, но плохой семьянин. Это называется роль. Человек хорошо исполняет социальную роль работника, но плохо исполняет социальную роль семьянина. Не превращайте понятие безупречности в нечто безразмерное, а то оно мыслями по древу растечется, исчезнет конкретность его содержания. Сила этого понятия сохраняется до тех пор, пока оно конкретно. Только тогда это сильное действие. Я доведу сейчас до абсурда, чтоб вы поняли, что такое сильная конкретность. Безупречно нажал на кнопку дверного звонка. Это сильно. А безупречно прожил всю свою долгую жизнь — это абстракция. Не может такого быть. Это художественный образ. Не может человек безупречно прожить, то есть каждое конкретное действие своей долгой жизни совершить безупречно. Где-то он сразу не попал ключом в замочную скважину — уже не безупречно. Но безупречность на пути затрагивает вас как целое. Вот два примера: один из жизни, другой притча.

У меня был знакомый, замечательный такой внутреннего стиля каратэ, причем я его знал, он был такой… руки, ноги. Бах-бах — такой весь. Ну, неинтересный. Потом мы как-то не виделись, а потом вдруг через год-полтора встретились, и неожиданно он такой весь интересный. А он был во Вьетнаме по контракту. Год там работал, что-то строил. Ну и с ребятами, с вьетнамцами познакомился. Бегал с ними, тренировался. «Я, — говорит, — прихожу, смотрю, стоит мужик лет тридцати пяти, одно и то же движение день изо дня повторяет». Попросил мой знакомый его с этим человеком познакомить. Познакомили. Стал мой знакомец вьетнамцу предлагать активнее потренироваться, а тот отвечает: «Тебе сколько лет?» «Двадцать семь». — «А мне, — говорит, — семьдесят, и я хочу пожить». (Смех.)

Теперь дзенская история. Один японец захотел стать мастером меча. Пришел он к учителю, к мастеру. Долго ходил. Пока мастер не убедился, что с гордыней тот управился, с самостью тоже. Не так, как у нас. Фыр-пыр. Пошел к другому. Мастер говорит: «Ладно, езжай в город Мур-пур, сядь на деревенской площади, положи кепку, пусть тебе подаяния туда дают. А сам… Вот меч видишь? Показываю. Ножны берешь. Так вот. И так делаешь: вж-ж-жих. И назад — вжих. Через три года и придешь». — «Почет тебе». Не то что у нас: «Ты что, чокнулся?» Едет в Тыр-пыр, кладет шапку, чтоб кушать там было немножко… и сидит так целыми днями: вжь-вжь, бжь-бжь. Через год около него люди начинают собираться, через два — советов спрашивают, через три — в ученики просятся. Так стал он мастером вынимания меча из ножен и вкладывания меча в ножны.