Эмпайр Фоллз - Ричард Руссо

Досужие разговоры о миссис Уайтинг не утихали. Она вышла замуж за деньги в лице Ч. Б. Уайтинга, владевшего бумажной, рубашечной и ткацкой фабриками, проданными позднее международной корпорации, которая сперва разорила их, а потом закрыла. Уайтинги по-прежнему владели половиной недвижимости в Эмпайр Фоллз, включая ресторан, где вот уже пятнадцать лет хозяйничал Майлз под присмотром миссис Уайтинг, обещавшей ему, что по ее кончине бизнес достанется Майлзу, и он надеялся, что она исполнит обещание, но почему-то не мог себе этого представить.

Участь остального имущества старухи порождала самые различные домыслы. В нормальных обстоятельствах все унаследовала бы ее дочь, но Синди Уайтинг половину своей взрослой жизни провела в психиатрической лечебнице в Огасте, и мало кто сомневался, что миссис Уайтинг никогда не оставит дочери больше, чем требовалось на жизнь и услуги медиков. На самом деле в графстве Декстер никто не знал ни истинных размеров состояния миссис Уайтинг, ни ее дальнейших намерений. С местными юристами и бухгалтерами она никогда не имела дела, предпочитая нанимать бостонскую фирму, чьими клиентами Уайтинги были на протяжении почти ста лет. Она не развеивала слухи о своем желании посмертно облагодетельствовать город, но и не высказывалась на сей счет сколько-нибудь определенно. К филантропии миссис Уайтинг не проявляла особого интереса. В кризисных ситуациях, как, например, при недавнем разливе реки Нокс, она порою жертвовала деньги, но всегда лишь половину суммы, необходимой для решения проблемы, вынуждая город потратить столько же. На тех же условиях она участвовала в сборе средств на новое крыло больницы и апгрейд компьютеров в старшей школе. Каждый раз ее вклад, хотя и внушительный, виделся как тонко срезанная верхушка финансового айсберга. Когда старуха умрет, надеялись в городе, деньги потекут более мощным потоком.

Майлз не был в этом уверен. Щедрость миссис Уайтинг по отношению к Эмпайр Фоллз, как и к самому Майлзу, не поддавалась однозначному толкованию. Несколько лет назад она преподнесла в дар городу старый ветшающий особняк Уайтингов, занимавший большой участок в старом центре, с тем условием, что дом сохранят. И только приняв это пожертвование, мэр и муниципалитет поняли, какое бремя на них взвалили. Они больше не могли взимать налоги с этой недвижимости, и им не разрешалось использовать особняк для общественных мероприятий, а средств на содержание дома с участком уходило изрядно. И Майлз боялся, что если миссис Уайтинг в итоге отдаст ему ресторан, он не сможет принять подарок по причине его дороговизны. Мало того, теперь, когда фабрики не работали, миссис Уайтинг, как заправский монополист, не брезговала давить на бизнес. Она владела большей частью коммерческой недвижимости в городе и всегда с радостью предоставляла помещения для новых предприятий. Но затем арендная плата неуклонно повышалась, и никто из бизнесменов или менеджеров, обращавшихся к миссис Уайтинг с просьбой о более щадящих условиях, понимания у нее не нашел.

– Уж не знаю, Майлз, – сказал Хорас, – похоже, старуха к тебе неравнодушна. Она явно выделяет тебя среди прочих. Что ей стоило прикрыть ресторан? И то, что ты все еще здесь, свидетельствует о глубине ее чувств к тебе. Либо о том, что ей нравится смотреть, как ты мучаешься.

Майлз понимал, что последняя фраза Хораса была шуткой, однако – и не впервые – задумался, а не является ли это чистой правдой. Да, миссис Уайтинг обходилась с ним более милостиво, чем с другими предпринимателями, и все же временами ему казалось, что она не питает к нему ни малейшей приязни. Вероятно, по этой причине он не рвался встречаться с ней, сознавая, впрочем, что свидания с миссис Уайтинг надолго не отложить. Каждую осень она все раньше отбывала во Флориду, и хотя его ежегодный отчет о положении дел в “Гриле” был не более чем ритуальной проформой, миссис Уайтинг настаивала на этих встречах. И все эти годы он не мог избавиться от впечатления, что старуха ждет от него чего-то, – но чего, он понятия не имел. С каждой встречи он уходил с ощущением, будто провалился на экзамене по неведомо какому предмету.

* * *

Над дверью прозвенел колокольчик, и Уолт Комо танцующей походкой вошел в ресторан, разведя руки на манер эстрадного певца полувековой давности; его седые волосы были гладко зачесаны назад по моде пятидесятых.

– “Не дай звезде ослепить тебя, – заголосил Уолт, – не дай луне разбить твое сердце”[1].

Завсегдатаи ресторана, сидевшие за стойкой, понимая, чего от них ждут, развернулись на табуретах, наклонились боком к проходу, вытянули правые руки и подхватили вразнобой: “Па-па-па-папайя”.

– Перри Комо, – произнес Хорас, когда, не поворачивая головы, ощутил, что место рядом с ним заняли. – Самое время.

– Командир, – обратился Уолт к Майлзу, – слыхал новость?

– О-о, ради бога, – ответил Майлз. За утро кто только не сообщил ему эту “новость”.

На выходных рядом с ткацкой фабрикой видели черный “линкольн” с массачусетскими номерами. В прошлом году это был “БМВ”, годом ранее – шикарный “кадиллак”. Цвет автомобиля менялся от черного до белого, номера, однако, всегда оставались массачусетскими, и Майлза это забавляло. Орду приезжих, наводнявших Мэн каждое лето, обычно именовали “массачушками”, но когда бы Эмпайр Фоллз ни предавался фантазиям о своем возрождении, спасители всегда являлись из Массачусетса.

– Что? – возмутился Уолт. – Тебя здесь даже не было.

– Дай ему рассказать, – посоветовал Хорас. – Иначе он не уймется.

Уолт Комо переводил взгляд с Майлза на Хораса, словно прикидывая, кто из них больший недоумок, и в конце концов остановился на Хорасе – наверное, потому, что тот высказался последним.

– Ладно, тогда как ты это объяснишь? Три парня в костюмах по восемьсот долларов тащатся сюда из Бостона субботним утром, паркуются у фабрики, взбираются к вершине водопада, не жалея своих лакированных черных ботинок, потом стоят там с полчаса и тычут пальцами в здание фабрики. И кто же они, по-твоему, такие и зачем их сюда принесло?

Хорас положил бургер на тарелку, вытер рот салфеткой:

– По мне, так все ясно как день. Они приехали, чтобы вложить сюда миллионы. Раньше они подумывали о хайтеке, но теперь нет, черта с два. Займемся текстилем, сказали они. Вот на чем реально разбогатеешь. И знаете, что они придумали? От идеи построить фабрику в Мексике или Таиланде, где люди работают за десятку в неделю, они гордо отвернулись. Поедем в Эмпайр Фоллз в штате Мэн, решили они, глянем на остов старой выпотрошенной фабрики, который чуть не снесло наводнением прошлой весной, закупим новое оборудование и создадим сотни рабочих мест с оплатой не меньше двадцати баксов в час.

Майлз не смог сдержать улыбки. За вычетом сарказма, очень похожий сценарий ему озвучивали все утро. Ежегодный слух об инвесторах, полагал Майлз, родился из той же потребности, что заставляет людей натыкаться на Элвиса в дешевых забегаловках. Но почему всегда осенью? Кажется, не самое подходящее время года для генерирования столь рьяного оптимизма. Может, это как-то связано с тем, что дети опять пошли в школу, рассуждал Майлз, и у родителей появилось свободное время, чтобы в преддверии очередной зверской, безжалостной зимы сочинить волшебную байку, которая поможет пережить холода.