Настоящие охотники за галлюцинациями - Дмитрий Мансуров

— Привет, — повторил черт.

Владислав молча переключил канал: криминальные новости давно уже вызывали в нем смертную тоску. Он много лет мечтал снова посмотреть о том, как люди радуются жизни и строят светлое будущее, а не занимаются смертоубийствами на радость желтой прессе и сварливым бабкам, готовым перемывать косточки всему сущему сутками напролет. Но следующий канал показывал фильм, в котором злобные инопланетные твари покоряли Землю, и Владислав тоскливо вздохнул: похоже, теперь во всей вселенной пользуются популярностью исключительно секс и насилие, преподнесенные в упаковке из компьютерных спецэффектов.

Черт понял, что недооценил собственный рост, поэтому резво вскарабкался на тумбу и встал перед кинескопом, широко раскинув руки и ухватившись за край телевизора, чтобы не упасть.

— Привет! — повторил он упрямо, закрывая собой изображение. Владислав молчал, и черт перешел на личности. — Ну, чего молчишь, как партизан на допросе? Принести тебе учебник по матчасти? А?Владислав упорно молчал, переключая каналы и не понимая, почему при современном телеизобилии увеличивается не количество увлекательных программ, а объем рекламы. Черт не унимался:- Ты, что, голос потерял от неожиданности? — вопрошал он, надеясь вывести Владислава из себя и заставить его сказать хоть что-то в ответ, пусть даже обычное ругательство. Его план был прост: слово за слово, и беседа начнется, желает того Владислав или нет. И пусть поначалу будет стоять мат на мате, но минут через десять запас матерных слов подойдет к концу, и Владиславу не останется ничего иного, как перейти на нормальную речь. — Или ты стесняешься? Так ты не бойся — я не кусаюсь до поры до времени. Владислав выплюнул изо рта обломок спички, поднял ее и задумался, вспоминая, когда успел сунуть спичку в рот. Как подсказала память, спичка должна была зажечь газ под кастрюлькой, но почему-то оказалась между зубов. А кастрюлька, судя по всему, осталась стоять на холодной плите, обдуваемая снизу потоком пропан-бутановой смеси. Взрывоопасной смеси, между прочим. Перед глазами появилось изображение разрушенного дома, злобных соседей и буянящего Федора, потерявшего при взрыве все свое самогонное состояние.

— Чтоб тебе пусто было, — воскликнул Владислав и почти уже вскочил, как черт сделал широкий жест рукой и щелкнул пальцами.

— Не увиливай от беседы, — сказал он после того, как выскочившая из-под его пальцев крошечная шаровая молния улетела на кухню. Громкий хлопок оттуда показал, что газ зажегся, и что борщ все-таки подогреется, если, конечно, кастрюлю не сбросило с плиты взрывной волной. — Сначала давай поговорим, еда никуда не убежит.

— Угу, — согласился Владислав. — Бульон выкипит и прольется дождем на оставшуюся в кастрюле и основательно подгоревшую гущу. То есть, погасит сам себя. Ты будешь есть эту гадость?

— Нет, — помедлив, ответил черт.

— Я тоже, — сказал Владислав. — Поэтому ухожу на кухню прямо сейчас, а ты можешь подождать, если тебя интересуют развернутые и подробные ответы, а не короткие и емкие матерные фразы.

Черт укоризненно покачал головой, но удерживать Владислава не стал. Только намекнул:

— Да будет тебе известно, изголодавшее человечище, что я — крайне упорная личность. Пока не поговоришь со мной, буду вечно путаться под ногами и мешать подносить ко рту вилку-ложку-поварешку. Не будь таким злобным, тебе как будто пару слов для меня из себя выдавить жалко.

— Значит, ты все-таки намерен выслушать мой словарный запас матерных слов и выражений, — сделал вывод Владислав. -

Владислав вздохнул: лучше поговорить, иначе на самом деле не отстанет.

— Ну, хорошо, — осторожно сказал он. — Только быстро, а то борщ подгорит, и тогда его не я съем, а ты.

— Ради беседы с трезвенником я готов съесть все, что угодно! — воскликнул возликовавший черт. — Только соусом полить, и — порядок. Ты не поверишь, как я рад, что ты на самом деле меня видишь!

Он эмоционально взмахнул руками и потерял равновесие. Замахав руками, словно пытаясь взлететь к потолку, черт упал на пол и ударился пятачком о новый палас. Владислав услышал короткий возглас на неизвестном языке и немедленно запомнил фразу. Не специально, оно само собой получилось: прежде чертячьи ругательства, выданные эксклюзивно первоисточником, а не пересказанные разного рода заклинателями духов и разного рода контактерами, Владиславу слышать не доводилось.

— А ты в этом сомневался, когда разговаривал со мной в квартире Федора? — изумился Владислав.

— Я думал, что ты — моя галлюцинация, — признался черт, почему-то не отрывая взгляд от пола под диваном. Владислава пробило на нервный смех.

— Дожили: галлюцинации считают людей видениями! — прокомментировал он слова черта. — И поэтому ты пришел сюда, чтобы расставить все точки над «и»?

— Именно.

— Отлично, — сказал Владислав. — И раз уж мы разобрались с этим сложным вопросом, и мы с тобой убедились, что не кажемся друг другу, предлагаю тебе вернуться в квартиру Федора. Это он — твой подопечный, поэтому не отлынивай от своих основных обязанностей и продолжай ему мерещиться, пока он окончательно не сопьется или не решит завязать. А мне ни к чему счастье лицезреть твою скорбную физиономию, я не попадаю под вашу юрисдикцию… Хотя нет, погоди минуту. Перед уходом сделай доброе дело: объясни, почему я тебя вижу?

Черт встал и демонстративно отряхнулся, хотя на паласе не было ни пылинки.

— Можно подумать, в квартире Федора прямо-таки стерильная чистота, — проворчал Владислав.

Черт сверзил глаза в кучу, молча дотронулся до пятачка и убедился, что с тем все в порядке, и из него не идет кровь. Облегченно вздохнул и перевел взгляд на человека.

— Извини, но я не могу ответить на твой вопрос, — сказал он.

— Это военный секрет, или ты решил поторговаться? — предположил Владислав. — Учти, моя душа не покупается и не продается. Максимум, что я могу тебе предложить — душу Федора, он ее с удовольствием обменяет на самогонный аппарат, способный производить спирт прямо из воздуха.

Черт хихикнул.

— Извини, но купля-продажа душ — это не мое, — сказал он, вспоминая одного черта, который занимался подобными делишками. Бизнес последнего давно уже не приносил прежних, средневековых дивидендов. Люди с тех пор обленились фантазировать и массово загадывали желания, выполнение которых не приносило черту никакого удовольствия от процесса: «хочу много денег, власти и славы!». После того, как сотый человек решил продать свою душу в обмен на деньги, черт окончательно потерял интерес к покупке душ, и теперь пребывал в пессимистичном настроении, не зная, чем заняться. — И твоя душа мне не нужна. Я занимаюсь другими делами.

— Доводишь алкоголиков до сумасшествия?

— И это тоже, — согласился черт. — А на твой вопрос я не могу ответить, потому что и сам не пойму, в честь чего ты стал меня видеть? — признался он. — Раньше от меня шарахались владельцы синюшных физиономий, а нормальные люди смотрели сквозь, словно я на самом деле не существую.