Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский

И, глубоко вздохнув, отправился спать.

Но Никола ошибался.

Да разве мог он хоть отдаленно предположить, что это маленькое и совсем незначительное событие повлечет за собой другое, посерьезней, то, в свою очередь третье — и так, быстро нарастая и нарастая, ком страшных и непредсказуемых последствий этих событий огненной лавиной войны и смерти обрушится скоро на тихие берега Угры…

19 октября 1479 г.

Волок Ламский

Нашему дворянину и вотчиннику

Федору Картымазову.

Посылаем к тебе сына боярского Ивана Артюхова, а с ним младших сыновей боярских Петра Ляпунова и Макара Зайцева, людей боярина нашего князя Оболенского-Лыко, а что Артюхов тебе приказывать станет, чтоб ты исполнял честно и без хитрости, ибо на то наша воля.

Борис, князь Волоцкий.

Картымазов прочел, поклонился и приготовился слушать.

— Я — Артюхов, — сказал старший, — а это — Петр и Макар. По делу князя нашего Оболенского и по повелению князя Бориса Волоцкого, которому он нынче служит, нам должно в Литву переправится. Перевези нас через Угру да сделай так, чтоб об этом никто не узнал, особенно из людей Великого князя Московского.

Картымазов насторожился.

— Тут такое дело, — успокоительно сказал Артюхов, понизив голос, будто боялся, что услышит кто-то посторонний, — князь Оболенский шлет письмо своему шурину в Литве, — и, секунду поколебавшись, добавил: — в общем, скажу между нами, он у него денег просит, поскольку попал сейчас в связи с немилостью великого князя в тяжелое положение, а мы те деньги должны взять да привезти.

Заметив, что Картымазова это все еще не убедило, он добавил:

— Государь очень сердит на нашего князя за то, что отошел он на службу к его брату Борису Волоцкому и Оболенский боится навлечь на себя еще большую беду, если государь узнает, что он пересылается с Литвой. К слову, мы тут нечаянно попали на земли твоего соседа, что служит Москве, и сказали его людям, что едем к тебе за податями, так ты бы так и повторял, если кто спросит…

— Я велю подать ужин и приготовить постели — сказал Картымазов, — будьте как дома!

— Нет-нет! Спасибо! — отказался Артюхов. Мы не голодны, но торопимся. Потому лучше, пока еще темно, речку переплыть, чтоб лишние глаза не видали. Есть у тебя на той стороне надежные соседи?

Картымазов улыбнулся.

— Зять мой напротив землю держит. Правда, он давеча с этой землей к Москве отошел, но, думаю, мне не откажет. Я сам провожу вас до рубежа, а его люди по моему слову пропустят.

Ночь уже близилась к рассвету, когда, переправившись через Угру и тихо обойдя стороной Бартеневку, чтоб никого там не разбудить, они приблизились к заставе на границе земель Филиппа. Пятеро его людей, охраняющие заставу, грелись у костра и еще издали, заметив приближение отряда, схватились за оружие, но, узнав Картымазова, успокоились и стали кланяться.

Матвейка, крепкий двадцатилетний парень, которого Картымазов знал с детства, вышел навстречу:

— Здравствуй, батюшка Федор Лукич! Стряслось что?

— Нет, Матвейка, все в порядке. Вырос ты, однако! А помнишь, как мы с тобой да Анницей кораблики в ручье пускали?

— А как же, Федор Лукич, вы мне еще в ту весну зайчонка малого подарили — все помню!

— Ну, молодец! Слушай, у меня тут дело небольшое есть. Ты сегодня старший?

— Я.

— Вот и славно. Эти люди — мои друзья. У них срочное дело в Литве — ты уж их пропусти.

Матвейка замялся.

— А Филипп Алексеевич знает?

— Я ему утром сообщу. Не хотел будить среди ночи — у него ведь еще медовый месяц…

Картымазов улыбался, но, чувствовал себя неловко, потому что так сейчас сказал, а сделал это, чтобы смягчить стоящего на страже Матвейку, и оттого, что ему пришлось заискивать перед холопами своего зятя, он стал сердиться.

— Давай, любезный, пошевеливайся — люди торопятся.

Но Матвейка не тронулся с места, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты уж прости меня, дурака, да не изволь гневаться, Федор Лукич, но не могу я без воли Филиппа Алексеевича… Они строго-настрого велели без их ведома — ни одного человека.… Ни туда, ни оттуда…

Картымазов с трудом подавил раздражение.

— Ну ладно, коль тебе так надо, поезжай к Филиппу да разбуди его. Передай, что я этих людей знаю, и возвращайся мигом!

Матвейка сказал что-то своим людям, вскочил на коня и помчался в Бартеневку. Картымазов подъехал к Артюхову, который остался чуть поодаль.

— Сейчас привезут разрешение моего зятя — сказал он.

— А если он станет возражать? — Спросил Артюхов.

— Не думаю.

— Осталось четверо, — продолжал Артюхов, — отвлеки их, а мы проскочим.

— Это не годится, — возразил Картымазов. — Дальше может быть еще одна застава. Там вас встретят стрелами и саблями. Уладим дело миром. Филипп мне не откажет.

— Ты уверен?

— Ручаюсь, — твердо ответил Картымазов.

Посланцы спешились и подошли к костру, протягивая к огню озябшие руки, Федор Лукич стал расспрашивать людей Филиппа о всяких житейских мелочах, те отвечали односложно и скованно, стесняясь, очевидно, чужих людей, разговор не клеился, и неизвестно почему, Картымазова вдруг охватило щемящее предчувствие какой-то беды.

Наконец, на дороге послышался топот копыт, и все повернулись в ту сторону. Картымазов отошел от огня, чтоб глаза снова привыкли к темноте, Артюхов и его люди направились к лошадям.

Матвейка вернулся не один. С ним был Филипп. Он, как всегда, ловко спрыгнул на ходу, легко, перебросив левую ногу через шею коня, и привыкший к этому конь, сбавляя бег, описал круг и вернулся к хозяину.

— Здравствуй, дорогой батюшка! Почему же ты не разбудил меня? — зять ласково обнял тестя.

— Не хотел тебя тревожить, сынок, — в молодости так крепко спится по утрам! Больше так уже никогда не будет. Да и дело пустяковое. Мой князь впервые за восемь лет вдруг вспомнил обо мне. Сильные мира сего вспоминают о нас лишь, когда им что-нибудь нужно.

— Что же нужно князю Борису?

— Вон там стоят люди его боярина, князя Оболенского-Лыко. Они торопятся в Литву — князь посылает их с письмом к своему шурину.

— Гм.… А почему ночью и так срочно?

Картымазов пожал плечами.

— Ты же знаешь — я не любопытен. Князь приказывает — я исполняю.

— Гм… гм.… А почему ты не отвез их к Левашу?

Картымазов слегка смутился.