Золото крестоносцев - Дэвид Гиббинс

— Фантастика! — Обрадованный Джек похлопал Костаса по плечу. — Цепь обнаружена, и, значит, поиски идут в нужном месте. Впереди новые и, надо думать, более фантастические находки.

— Вот и предмет наших поисков! — громогласно возгласил Костас. — Сейчас увидите его крупным планом.

Крупный план позволил увидеть, что в петле железной цепи зажато что-то еще — похожее на обнаженные ветки дерева. Джек вгляделся. Это был скелет — скелет человека, раскинутые руки которого под невероятным углом зажало петлей, рядом — покореженный череп, а невдалеке от него — набитый землей, помятый старинный железный шлем с поврежденным наглазником.

— А вот и безымянная жертва тех далеких времен, — сказал Костас и взглянул на часы. — Наше время вышло, заканчиваем.

Костас отсоединил от агрегата составной шланг, и тут же затарахтел двигатель корабля. Оставив Хибермейера с Костасом, Джек поспешил к Йорку на ходовой мостик. Ему предстояло рассказать экипажу о находке. Джек заглянул в окно: какой-то рудовоз ждал, когда ему освободят путь, чтобы пройти под Галатским мостом. Сам мост был забит движущимися машинами, а вдоль его ограждения стояла шеренга любителей рыбной ловли, надеявшихся на приличный улов и даже не подозревавших о том, что под их ногами могут находиться сказочные сокровища. Воды бухты, но которой в стародавние времена курсировали барки императоров и султанов, были прозрачны — результат обширной очистки, предпринятой по инициативе местных властей несколько лет назад. Джек взглянул на линию горизонта и снова почувствовал неукротимый зов исканий и приключений, который понудили его с Катей окунуться в темные глубины истории. Но, несмотря на свое темное и головоломное прошлое, Стамбул оказался тем местом, которое возродило страсть Джека к раскрытию древних тайн — страсть, зародившуюся в дни его юности. И вот теперь, после обнаружения железной цепи, Джек с воодушевлением подумал, что впереди новые, более фантастические находки; надо лишь продолжить работу, и успехи тогда непременно придут. Но, как обычно, воодушевление Джека уступило место тревоге. Впереди много работы, а работать приходится лишь по шесть часов в день. Конечно, они уже добились некоторого успеха: подняли на борт осадную пушку, обнаружили железную цепь, часть старинного бона. Но как бы лишняя информация не дошла до местных властей. И все же Джек рассчитывал на полный успех экспедиции. Он перевел взгляд на сверкавшие под солнечными лучами воды бухты Золотой Рог и понадеялся втайне, что бухта оправдает свое название.

Мария де Монтихо слегка подвигалась на стуле и на мгновение закрыла глаза. Она провела целый — день в одном из рабочих помещений собора, и, несмотря на постоянный — час за часом — выброс адреналина, усталость взяла свое. За окном стало темнеть, а по стеклам забарабанили капли дождя. Мария выпрямила спину, прищурилась и отодвинула трафарет и скребок к верхнему краю рамки, обрамлявшей пергамент. Стояла полная тишина, время, казалось, остановилось, и все внимание Марии де Монтихо сосредоточилось на замысловатом рисунке тушью, освещенном настольной лампой. Она тихо дышала в заученной, давно выработанной манере и с каждым выдохом подносила к пергаменту миниатюрную кисточку. Через пятнадцать минут Мария откинулась на спинку стула и передала инструменты ассистенту.

— Все, закончили, — сказала она и критически взглянула на предмет своего труда, на который ушло больше недели. После удалений вековой патины буквы стали отчетливыми, словно текст только что записали.

«Tuz ki cest estorie ont. Ou oyront ou lirront ou ueront. Prient a ihesu en deyte. De Richard de Haldingham о de Lafford eyt pite. Ki lat fet e compasse. Ki ioie en eel li seit done».

Текст, написанный на старофранцузском, ничего не прибавил к скудной информации о его составителе. После минутного размышления Мария повернулась к своему ассистенту, субтильному юноше в очках со стальной оправой. Он с готовностью склонился над текстом и перевел его на английский.

«Все те, кто обладают этой работой, видели ее или хотя бы слышали о ней, молитесь нашему Господу Иисусу, чтобы он порадел Ричарду Холдингемскому и Слифордскому, который исполнил эту работу и предал ее гласности, да будет благословен он на небесах».

Выслушав перевод, Мария, улыбнувшись, сочла, что пожелание, изложенное Ричардом семь столетий назад, можно отнести и к ней вместе с ее помощником.

Через двадцать минут Мария стояла посреди комнаты и в последний раз смотрела на карту, которую следовало накрыть защитным стеклом. После того как она выключила настольную лампу, слабое освещение комнаты, казалось, подчеркивало старость пергамента, выявляя его тени и впадине, указывающие на то, что телячья кожа, на которую была нанесена карта, за долгие годы усохла и сжалась. Обычно реставрацией рукописей занимались сотрудники в Оксфорде, но, когда зашла речь о реставрации Маппы Мунди в Херефордском соборе, соблазн самой заняться этой работой оказался слишком велик. Это была возможность, представляющаяся только раз в жизни, — возможность увидеть и потрогать своими руками самую знаменитую средневековую карту мира.

Когда глаза Марии освоились с полумраком, карта начала обретать знакомые очертания. Пергамент представлял собой квадрат со вписанным в него кругом более четырех футов диаметром. В этом круге и размещалась знаменитая карта. В ее центре находился Иерусалим, ниже — Средиземное море, имевшее Т-образную форму и разделившее Азию, Африку и Европу, а в левом нижнем углу располагались Британские острова. На карте красовалось множество рисунков с подписями на латыни и на французском, среди которых выделялись элегантные зарисовки на библейские темы и мифологические сюжеты. Венчала карту фигура сидящего Иисуса Христа, который, как казалось Марии, вершит суд не только над мертвыми, но и над живыми людьми, в своем высокомерии посчитавшими, что мириады чудес, которые они нанесли на карту, являются чем угодно, но только не Божьим промыслом.

— Доктор де Монтихо, вас ждут.

Марию догнал человек в рясе священника, когда она, покинув монастырские стены, быстрым шагом шла по двору, держа над головой зонтик и спасаясь таким образом от нудного моросящего дождя, который, казалось, в Англии идет круглый год. Она собиралась вернуться в Оксфорд и спешила на поезд.

— У меня нет времени, — сказала Мария. В ее речи слышался легкий испанский акцент, придававший голосу живость. — Через три часа у себя в институте я провожу семинар по работе Ричарда Холдингемского, а мне еще нужно к нему подготовиться.

— Семинар можно отложить, — хрипло возразил священнослужитель, не успевший отдышаться. — В библиотеке только что сделали фантастическую находку. Ваш ассистент уже там.

Мария со своим провожатым подошла к высокому сводчатому крыльцу мягкого медового цвета, казалось, придававшего Херефорду большую доступность и привлекательность по сравнению с другими соборами, но стоило войти в самое помещение, как это впечатление сразу меркло. Она оглядела неф, задержалась взглядом на алтаре, обрамленном колоннами, поднимавшимися к небольшим аркам клерестория и парусам высокого купола. Следуя за священником по северному проходу, Мария ощутила сильный запах мокрого камня, приправленный слабым запахом гнили, словно тошнотворное зловоние разложения, долгое время пропитывавшее собор, сохранило в нем ауру, не исчезнувшую даже после того, как запечатали последние склепы.