Порубежная война - Роберт Святополк-Мирский

— Знаешь, если честно — то да. Сейчас приехали молодые ребята — фрязины[2], немчины, венгры — работа у них кипит. Вон, видишь, как Кремль строят — не по дням, а по часам растет…, А этот Аристотель, он, понимаешь… Да еще целых десять рублей в месяц! За что?

— Дорогой, — Софья нежно погладила мужа по лицу, — положись на меня: я их сюда призвала, я же тебя от них избавлю. Не забивай себе голову пустяками. Послушай, миленький, ты сейчас идешь на Тверь, и, быть может, Аристотель с его пушками тебе еще разок пригодится. Выпусти его, верни часть денег, покажи всем, что ты по-настоящему великий в доброте своей государь, прости его, обласкай, возьми с собой в поход, а потом через годик, когда все забудется, я как-нибудь приглашу старика к себе в гости вместе с сыном, и больше ты о них никогда ничего не услышишь.

— Ты что? Уж не собираешься ли ты …

— Ну что ты, дорогой, как тебе могло прийти в голову такое?! — она нежно обняла мужа, — ни о чем не беспокойся… Просто время идет… Аристотель уже старый человек… А его сын… Если он не унаследовал способностей родителя — мы найдем ему другое применение…

— Только не вздумай раздавать чужеземцам земли, которые я подарил тебе! Ты помнишь мое условие — только коренным московитам!

— О чем ты говоришь, милый! Я вовсе не собираюсь… У меня даже в мыслях такого не было. Ты же знаешь, какая у тебя послушная жена — я никогда и ничем не нарушила ни одного твоего наказа! Меня воспитывали по-гречески! А по поводу обоих Фиорованти — я же сказала — забудь. Для тебя они больше не существуют!..

… В дверях показалась Паола и вопросительно посмотрела на госпожу.

— Да-да, Паола, пусть Андреа войдет.

Вошел молодой человек с продолговатым смуглым лицом и низко поклонился.

— Здравствуй, Андреа. Я пригласила тебя, чтобы сообщить приятную, как мне кажется, весть, а твоего батюшку, чтобы он порадовался вместе с тобой.

Легкий румянец покрыл щеки Андреа.

— Благодарю государыня, — удивился он и снова поклонился, — чем я заслужил твою милость?

— Давай-ка поговорим откровенно, мой юный друг… Когда я впервые увидела тебя в Риме, тебе было лет пять, и я запомнила твои необыкновенно печальные глаза.

— Они были такими, должно быть потому, государыня, что как раз незадолго перед этим скончалась от болезни моя матушка.

— Да, я знаю, бедный Родольфо остался вдовцом и, когда по моему приглашению вы прибыли в Москву, тебе было уже двенадцать.

— Да государыня и столько же лет мы прожили здесь вместе с батюшкой.

— За эти годы ты прекрасно освоил язык, и теперь разговариваешь как урожденный московит. Надеюсь, ты не забыл итальянского?

— Нет, государыня, — улыбнулся Андреа, — я даже помню несколько характерных чисто болонских выражений, которым научил меня в детстве отец. Ты ведь знаешь, государыня, что он родом из Болоньи.

— Конечно, Андреа, — тонко улыбнулась Софья, — я разузнала все о твоем отце, прежде чем рекомендовала своему супругу пригласить вас в Москву. Однако поговорим о тебе. Скажи мне честно, Андреа, так, как сказал бы ты своей покойной матушке, которую, как я знаю, ты очень любил — упокой Господь ее душу, — нравится ли тебе твое нынешнее ремесло? Готов ли ты продолжить дело своего отца с таким же блеском?

Андреа помрачнел, опустил голову, вздохнул и ответил:

— Государыня, я нахожусь на службе и, разумеется, сделаю все, что мне будет велено, так хорошо, как только смогу, однако, положа руку на сердце, я опасаюсь, что Господь не дал мне и сотой доли таланта моего драгоценного батюшки. Как он ни старался передать мне свое искусство, боюсь, я не смогу повторить даже малой толики того, что он сделал. Я помню все его уроки, я знаю, как надо делать, но у меня никогда не бывает такого озарения, какое я наблюдал не раз у батюшки, когда он вдруг, казалось бы, нарушая все нормы и правила, делал нечто, что приводило его к блестящим результатам…

— Ты хороший мальчик, Андреа. Ты вырос мужественным и честным мужчиной, и я думаю, что ты заслуживаешь лучшей судьбы. Я хочу помочь тебе. Мне говорили, что во время медового месяца с твоей юной супругой княжной Ольгой Воротынской ты был в маленьком поместье, которое она принесла тебе в приданое, и будто бы тебе очень понравилось там.

Андреа удивленно вскинул глаза, и его смуглые щеки снова покраснели.

— Мне действительно очень понравилась русская деревня и, как ни странно, хотя я никогда этим не занимался, у меня появилась масса идей, как можно улучшить, облагородить и сделать более достойной жизнь там. Однако, государыня, откуда тебе известны такие подробности?

— Мой юный друг, — снова улыбнулась Софья, — тяжкая участь монархов в том и заключается, что они должны знать так много всего, в том числе, порой, мельчайшие подробности жизни некоторых подданных…

Великая княгиня взяла лежащую на столе полуразвернутую грамоту с ее печатью и протянула Андреа:

— Прочти это.

Андреа прочел, затем, как бы не поверив своим глазам, прочел еще раз и растерянно спросил:

— Я… не понимаю, что это?

— Это — жалованная грамота, которая означает, что с сегодняшнего дня с лица земли навсегда исчезает некий итальянец — Андреа Родольфо Фиорованти и на свет появляется русский дворянин Андрон Иванович Аристотелев, которому я жалую, принадлежащие мне по воле Великого московского государя земли, вместе с живущими на этих землях людьми тяглыми, слободичами, данниками, а земли эти находятся недалеко от впадения в Оку реки Угры и примыкают к тем землям, которые княжна Ольга Воротынская принесла тебе в своем приданом.

Андреа рухнул на колени, затем распластался ниц и поцеловал кончик туфельки Великой княгини.

— Но есть два условия, дорогой Андреа, — сказала Великая княгиня, когда Андреа, поднявшись с пола, остался стоять на коленях. — Первое: ты уезжаешь в свое имение вместе с супругой завтра же на рассвете, не говоря никому из твоих московских знакомых ни единого слова, ты также не должен сообщать никому за рубежом о перемене своего имени. Андреа Фиорованти больше не существует, ты понял?

Андреа кивнул головой, но Софья не была уверена, уяснил ли он, как следует смысл сказанного, настолько потрясенным и растерянным выглядело его лицо.

— Вот тебе подорожная проездная грамота и документы, удостоверяющие твою прежнюю родословную и чисто русское происхождение. В подорожную вписан, как ты видишь, твой батюшка. Я выпросила у Великого князя разрешение на двухнедельный отдых для Родольфо, чтобы он мог поехать вместе с тобой, увидеть твои новые земли, и чтобы его родительское сердце полностью успокоилось по поводу твоей дальнейшей судьбы.