Гоните ваши денежки - Наталья Александрова

С тех пор она и работала уборщицей, благо с советских времен в голову было крепко вбито, что нет профессий первого и второго сорта, и всякий труд в нашей стране в почете.

Тем временем дочка Изольды Ильиничны Галя успела выйти замуж и родить сына. Именно в нем экс-специалистка по политэкономии социализма нашла смысл жизни. Она решила, что только она, с ее высшим образованием и богатым педагогическим опытом, сможет воспитать из внука Гоши настоящего человека. Именно так, с воображаемой большой буквы. Даже с двух больших букв.

Как только Гоша подрос, Изольда Ильинична начала читать ему книги, в воспитательном значении которых не сомневалась. «Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда», «Флаги на башнях» и, само собой, «Как закалялась сталь». После такой литературы бедный Гоша, которому едва исполнилось пять, начал вздрагивать и беспричинно плакать. Дальше у него нарушился сон и пропал аппетит. Озабоченные родители водили его к врачам, но те только пожимали плечами и не могли понять причину нервного расстройства.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды зять Изольды Ильиничны случайно не заглянул к Гоше в ту самую минуту, когда бабушка с выражением читала:

«В жуткой короткой схватке в маленьком домике разлетелись, как гнилые арбузы, две петлюровские головы. Страшный в своем гневе обреченного, кузнец яростно защищал две жизни, и долго трещали сухие выстрелы у речки…»

— Мама, что вы читаете ребенку? — в ужасе воскликнул зять.

— Настоящую серьезную литературу, — ответствовала Изольда Ильинична. — Книгу, которая сделает из него строителя светлого будущего.

С этого дня ее влияние на внука было сведено к минимуму. Теперь бабушку подпускали к Гоше только в безвыходных ситуациях, когда его больше не с кем было оставить и на горизонте маячил страшный призрак продленки.

Сама Изольда Ильинична относилась к такому положению очень болезненно. Само собой, она считала Гошиных родителей людьми безответственными, способными довести ребенка до тяжелого хронического заболевания и даже до преждевременной смерти.

Неделю назад эти самые родители отправили свое подросшее и окрепшее чадо в летний оздоровительный лагерь с углубленным изучением финского языка. Лагерь находился на Карельском перешейке, недалеко от финской границы. Судя по всему, его организаторы считали, что такое удачное расположение должно способствовать успешному усвоению языка.

Сами же родители отправились в Турцию — погреться на солнышке и поплавать в море.

Изольда Ильинична с самого начала была против этого лагеря. Чему хорошему там могут научить ее обожаемого внука? Но Гошины родители ничего не желали слушать.

В минувшие выходные она навестила Гошеньку, хотя добираться до лагеря было крайне неудобно — сначала электричкой до Зеленогорска, а оттуда рейсовым автобусом, который ходил дважды в сутки. Лагерь произвел на Изольду самое неблагоприятное впечатление. Наглядная агитация отсутствовала, воспитательная работа была поставлена из рук вон плохо, а в лагерной библиотеке не нашлось ни «Тимура и его команды», ни «Васька Трубачева», ни «Флагов на башнях».

Этим вечером Изольда Ильинична собиралась на работу — в музей нумизматики, где она каждый день после закрытия мыла полы. Она уже собиралась выйти из дома, как вдруг зазвонил телефон.

Сердце Изольды забилось от волнения. Она сразу почувствовала, что с обожаемым внуком что-то случилось, и разумеется, случилось ужасное.

Она схватила трубку, и худшие ожидания немедленно подтвердились.

Из трубки сквозь треск и шорох донесся неразборчивый мужской голос.

— Из лагеря, насчет отдыхающего Георгия Семипядева.

Изольда Ильинична схватилась за сердце.

— Что случилось с Гошенькой? — воскликнула она. — Он жив?

— Жив, жив, — донеслось сквозь треск и шорох, — еще как жив! Как говорится, живее всех живых. Но он здесь такое устроил… Это просто кошмар!

— Что случилось? — Изольда Ильинична осела на пол в коридоре.

Она знала, что ее внук — умный и изобретательный мальчик. Например, минувшей зимой он одел в ее сатиновый рабочий халат и косынку скелет в школьном кабинете анатомии, а в костлявые руки скелета вложил ведро и швабру. Подслеповатая учительница приняла учебную модель за школьную уборщицу тетю Броню и попросила навести порядок после урока. Поскольку скелет не ответил, учительница подошла поближе, поправила очки и грохнулась в обморок.

Вот и теперь Изольда Ильинична ожидала чего-то подобного.

— Что с Гошей? — повторила она.

— Рядом с лагерем находится крупный зверосовхоз, где разводят ценных пушных животных.

Треск и шум снова усилились. Голос стал совершенно неразборчивым.

— Так что же с моим Гошенькой?

— С ним — ничего! — Голос прорезался сквозь помехи. — Пока ничего. Но ваш Гоша умудрился выпустить на свободу полторы тысячи норок, куниц и ханориков.

— Кого? — изумилась Изольда Ильинична. — Каких хануриков? У вас зверосовхоз или исправительное заведение? Мне сразу не понравился этот лагерь!

— Не хануриков, а ханориков! Это пушной зверек, помесь хорька и норки.

— При чем здесь ваши хорьки и норки? — Перепуганная бабушка уже не сомневалась, что ее отвлекают специально, чтобы не говорить о главном. — Что с Гошей?

— С Гошей все нормально, — повторил директор лагеря. — Вот с пушными животными и еще с птицей…

— С какой птицей? Из-за какой-то одной птицы столько шума!

— Из-за одной? — донеслось сквозь помехи. — Если бы! Здесь у нас по соседству еще птицефабрика, куда проникли норки и куницы, которых выпустил ваш Гоша.

— Бедный Гошенька! — застонала Изольда Ильинична. — Представляю, как он переживает!

— Вам лучше приехать и забрать его. Директор зверосовхоза совершенно озверел, директор птицефабрики разошелся, и я не ручаюсь…

— Еду! Немедленно выхожу!

Изольда Ильинична понеслась на Финляндский вокзал, едва успев взять самое необходимое, а именно бинты, йод и продукты питания для Гоши.

Часом позже к служебному входу музея подошла румяная молодая особа классического деревенского вида — в пестрой бесформенной юбке турецкого производства и жизнерадостной кофточке с рукавами-фонариками. Кофточка еле сходилась на пышной груди, верхняя пуговка была расстегнута. Голову прекрасной незнакомки украшала замечательная оранжевая панама, которой она, несомненно, гордилась.

— Кто такая? — грозно поинтересовался охранник.

— Анжела я, — незнакомка стрельнула глазами, — Извольды Ильиничны племянница. Которая у вас туточки прибирается. Из деревни я приехала, из Запечья.

— Вижу, что не из Парижа, — усмехнулся охранник. — А сюда по какому случаю явилась?

— А я заместо тетеньки, значит, заместо Извольды Ильиничны. Тетенька, она по делам уехала, а меня попросила, значит, вместо нее тут прибрать, а то непорядок будет.