Стриптиз на 115-й дороге - Вадим Месяц

Когда мы пришли в «Азалию», в городе выключили свет. Мы спустились в подвал, освещая ступени огнем зажигалок.

– Открыто?

Несколько девушек, куривших в глубине коридора, расхохотались. Одна подошла к Беседину и, сладко вздохнув, провела рукой по его бедру.

Мы сели за столик в кромешной тьме, девушки принесли несколько свечей и гурьбой сели вокруг нас, продолжая хихикать.

– Мальчики, закажите нам кока-колы, – сказала самая скромная на вид дама в шелковом фиолетовом платье.

– Девочки, кто из вас берет в рот и сколько это будет стоить? – спросил Леша вежливо. – Все равно сейчас делать нечего. Дим, переведи.

Когда я озвучил его предложение, дамочки испуганно зашушукались.

– Прямо здесь? – спросила брюнетка с европейскими чертами лица. – Здесь нельзя.

– Темно же, – пожал плечами Леша. – Никто не увидит. Забирайтесь под стол. Дим, переведи.

Они взялись обсуждать его предложение то ли на непали, то ли на невари.

– Я – израильтянка, – неожиданно сказала одна из них. – Почти из Европы. А эти – азиатки. Чурки по-вашему.

Она высокомерно окинула взглядом соратниц.

– Хочешь? – радостно спросил Беседин, но та в ответ лишь зарделась.

– Закажи мне пожрать. – Еврейка ткнула пальцем в меню.

– Я согласна, – заявила вдруг дородная мамка с кривыми зубами, испачканными черной помадой. – Сто баксов – и ты кончаешь, как в первый раз в жизни.

– За сколько? – возмутился Леша. – Ты себя в зеркало видела?

– Тебе решать, – ответила та невозмутимо. – Но я сделаю это так, что ты прибежишь ко мне завтра.

Из кромешной тьмы официанты приносили все новые и новые блюда, соки, энергетические напитки. Нам и в голову не приходило, что счет за пиршество они повесят на нас.

Через полтора часа в городе дали свет, и девушки закружились перед нами в танце.

– Айседора Дункан в старческом маразме, – сказал Беседин.

Утром вместе с Сильвестровым мы пошли за последними покупками. Наш рейс был в 19:30. Я купил огромную домотканую скатерть жене и хипповые рюкзаки детям. Сильвестров не уставал подшучивать над тем, как нас вчера развели на бабки.

– Я – фруктовое дерево. Ты можешь воровать мои плоды, но я буду лишь улыбаться, – повторил я слова Раджа Гаутама, нашего проводника с волосами, крашенными рыжей хной.

– Херня какая, – сказал Беседин. – Может, заглянем в «Азалию» на прощанье? Хорошо бы пощекотать Мехмета, пока он один.

Беседин купил мешок специй и бутылку местного виски «Royal Stag». Сильвестров – несколько кривых ножей кукри.

Метрдотель в гостинице сказал, что меня с утра ожидает какая-то дама. Я сделал недоуменное лицо, обернулся. В фойе сидела смуглая девушка в европейской одежде. Увидев меня, она подошла и ткнулась головой в грудь. Я инстинктивно потрепал ее по жестким, как конский хвост, волосам.

– Моя тетка – ясновидящая, – сказала она. – Она считает, что ты – моя судьба.

Одну комнату из соображений экономии мы уже освободили. Стаскали туда вещи. Мне было некуда ее повести. Мужики ушли наверх – упаковываться. Мы отправились в бар, где я заказал себе пива. Девушка попросила минеральной воды.

– Ты пьешь алкоголь? – спросила она настороженно. – Это плохо.

Я разглядывал девушку, пытаясь вспомнить, где с ней познакомился. Вчера в «Амалии» было темно, а потом мы занимались разборками.

– Меня зовут Джая, – сказала она. – Уже не помнишь?

Она грустно улыбнулась.

– Наверное, ты была в другой одежде, – сказал я.

Джая не без гордости осмотрела свои новые обтягивающие джинсы и белые кеды «Converse all star».

– Ты возьмешь меня замуж? – спросила Джая серьезно. – Я буду очень хорошей женой.

– Возьму, – сказал я и отхлебнул пива. – Когда свадьба?

– Это зависит от того, где мы будем венчаться.

– Ты крещеная?

– Ты с ума сошел.

Я вздохнул и осмотрелся по сторонам. Лавка старьевщика Кумара, где я несколько раз покупал себе тибетские бубны, магазин национальной одежды, салон татуировок.

– Я сделал себе здесь татуировку, – сказал я Джае. – Это секрет. Я наврал ребятам, что пошел к проститутке, а сам отправился к Ануджу и сделал тату.

Я оголил плечо и показал его девушке.

– Ты ходишь к проституткам? – ужаснулась она. – Это плохо.

– Я больше не буду, – сказал я.

– Ты возьмешь меня с собой? – спросила Джая с тревогой. – Дома я обо всем договорилась. Если тетушка Чандана что-то видит, то видит наверняка.

– Тебе повезло с тетей. Она колдунья?

– Нет. Она просто видит.

Мы прогулялись по Тамелю. Когда я попытался ее обнять, Джая с нежной властностью убрала мою руку.

– Не сейчас, – сказала она. – Ты слишком торопишься.

В самолете Беседин с Сильвестровым напряженно молчали. Мой чемодан сложил Леша. Он же бросил мне эсэмэску, что такси подано.

– Кто это? – спросил он, минут через тридцать после взлета. – Вчерашняя?

– Не знаю, – ответил я честно. – Кажется, мы познакомились с ней в храме, где Вишну лежит в воде на змеях. Она служительница культа. Ведунья.

– Ну и что ты медлил? Мы с Сильвестровым оставили бы вас одних…

Я молчал. Девушка была хороша собой. Стройная, юная, с глазами испуганной самки, прекрасными зубами, губами алыми, как цвет фрукта бимба, точеной талией, глубоким пупком, плавно расширяющимися бедрами и гибкими линиями полных грудей. Но у нее были абсолютно черные кисти рук. Черная ручка. Когда я представил эту ручку, лежащую у меня на яйцах, мне стало стремно.

Сосновые сучья обламывались под тяжестью снега, грейдеры застревали в сугробах, олени с голодухи обдирали заледеневшую древесную кору, а мы пили. Сидели в заштатном стриптиз-клубе на обочине 115-го шоссе между Блэксли и Вилксом, и пили. Раньше джентльменскими клубами назывались места, где мужчины курят сигары, цедят виски и разговаривают о делах. Теперь это превратилось в забегаловку с голыми девками, куда можно приходить со своим спиртным. Мы привезли водку «Смирнофф». Заказали кока-колы. В заведении было болезненно пусто. Мы – единственные посетители. Последние на этой земле джентльмены. Мой друг Володя-прокурор, Искандер и я.

– Я служил на Даманском, – говорил Володя щуплой белокурой барышне, присевшей перед ним на край сцены. – Трижды ходил в атаку. Стрелять отказался. Подумал, будь что будет.

Она невнимательно слушала, разглядывая родинку у себя на бедре. Исторический контекст был ей непонятен, не говоря уже о Володином варварском акценте.