Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас
Шрифт:
Интервал:
Смерть Гинденбурга окончательно порвала связь немецкого народа с памятью о надежности и благополучии кайзеровской эпохи. Гинденбург многим внушал чувство уверенности, он служил стабилизатором, надеялись также, что он сумеет обуздать непредсказуемого фюрера. Гитлер это прекрасно понимал и прикрывался Гинденбургом как гарантом законности своей власти. Теперь же, с уходом старого президента, немецкий народ оказался посреди бушующего моря с безумцем у штурвала.
Нужна полная ясность, как бы она ни пугала: мы все стоим перед неотвратимым выбором, быть либо национал-социалистами, либо христианами… Я убежден, что требуется принять резолюцию, что ничего хорошего из уклончивого поведения не выйдет.
Мое призвание вполне ясно для меня. Что Богу будет угодно сделать, я не знаю… Я должен следовать своим путем. Возможно, он окажется не таким уж долгим… Порой мы желаем, чтобы так и сталось (Флп. 1:23). Но как прекрасно до конца исполнить свое предназначение… Мне кажется, возвышенность этого призвания станет нам понятна лишь в грядущие времена и события. Лишь бы мы выстояли.
Фано – маленький остров в Северном море, в двух километрах от побережья Дании. По дороге Бонхёффер остановился на несколько дней в Копенгагене, повидался с другом детства, который работал юристом при германском посольстве. После этого он заехал в Эсбьерг к Францу Хильдебрандту. Хильдебрандт сообщил ему, что из-за напряженной политической ситуации, сложившейся в Германии после «ночи длинных ножей», убийства Дольфуса и смерти Гинденбурга, Бодельшвинг и председатель Исповеднического синода Кох не приедут на конференцию в Фано. Сам Хильдебрандт снарядился вместе с Бонхёффером на молодежную конференцию, но с тем, чтобы покинуть ее до приезда Геккеля и иже с ним: будучи неарийцем и не обладая даже относительным иммунитетом, которым располагал служивший в зарубежном приходе Бонхёффер, Хильдебрандт предпочитал не попадаться на глаза своим недругам. Из Фано Хильдебрандт должен был отправиться в Англию и подменить Бонхёффера в Сиденхеме и в приходе Святого Павла, а Юрген Винтерхагер, учившийся у Бонхёффера в Берлине, собирался в Фано на помощь Дитриху.
Разумеется, без поддержки Коха, Бодельшвинга и даже Хильдебрандта Бонхёффер обречен был на одиночество в Фано. Правда, туда собирались его недавние берлинские студенты, в том числе Юлиус Ригер, но Мюллер и «немецкие христиане» заметно укрепились благодаря недавним событиям. В июле министр внутренних дел Вильгельм Фрик запретил обсуждение церковных разногласий как на общественных собраниях, так и в прессе. Этот декрет по сути ничем не отличался от изданного Мюллером ранее «намордника», однако новое распоряжение исходило уже от государства, а не от церкви, то есть с ним и вовсе нельзя было поспорить – это был государственный закон. Церковь и государство полностью слились друг с другом.
После смерти Гинденбурга рейхсцерковь, пьяная от крови, пролитой при чистке SA, созвала синод и ратифицировала все прежние эдикты Мюллера. Едва ли не самым чудовищным итогом синода стало решение, согласно которому отныне каждый пастор, принимая сан, обязан был принести присягу «служить» Адольфу Гитлеру. Не мог же Мюллер, флотский капеллан в отставке, допустить, чтобы его превзошли сухопутные войска, уже присягнувшие на личную верность фюреру. Клятва для новопосвященных пасторов звучала так: «Клянусь перед Богом… что я… буду верен и послушен фюреру германского народа и государства Адольфу Гитлеру».
В подобных обстоятельствах у многих членов Исповеднической церкви появились причины опасаться за собственную жизнь, особенно если бы они выступили с политическими декларациями на мировой сцене. Они также понимали, что в Фано будет обсуждаться «Заявление в день Вознесения» епископа Белла, и это поставит их в неловкое положение. Даже летом 1934 года эти люди оставались в первую очередь патриотами и с недоверием относились к гражданам тех стран, которые навлекли на Германию позор Версальского договора и все причиненные этим договором несчастья и унижения.
Сам Бонхёффер разделял эти чувства всего четырьмя годами ранее, до учебы в «Юнионе», но там, главным образом благодаря дружбе с Жаном Лассером, его мировоззрение изменилось. Общение же с американцами, с Леманнами и Фрэнком Фишером, с английским епископом Джорджем Беллом и со шведским епископом Вальдемаром Аммундсеном и вовсе наделило Бонхёффера столь широкими взглядами на природу Церкви, о каких большинство его соотечественников и мечтать не могли. Для него братья и сестры во Христе, где бы они ни жили, стали заведомо ближе нацистских лжехристиан рейхсцеркви. Однако он понимал, почему многие члены Исповеднической церкви не отважатся выступить с решительным заявлением в Фано.
За несколько недель до этой встречи, 8 августа, Бонхёффер писал епископу Аммундсену:
...
Лично я, честно говоря, больше опасаюсь действий многих наших сторонников в Фано, чем «немецких христиан». Многие из тех, кто нас поддерживает, осторожничают из опасения показаться непатриотичными, и это опасение внушено не страхом, но ложным чувством чести. Многие люди, даже те, кто давно уже участвуют в экуменической работе, все еще не в состоянии до конца принять и поверить, что мы едины именно как христиане. Они чудовищно подозрительны, и потому не могут пойти на откровенность. Если б только вы, дорогой мой епископ, смогли разбить лед, чтобы эти люди прониклись доверием и открылись! Во имя Иисуса Христа и ради дела экуменизма мы должны с абсолютной искренностью высказать свое отношение к государству. Нужна полная ясность, как бы она ни пугала: мы все стоим перед неотвратимым выбором, быть либо национал-социалистами, либо христианами…
Я убежден, что требуется принять резолюцию, что ничего хорошего из уклончивого поведения не выйдет. Если в результате деятельность Всемирного Альянса в Германии будет прекращена, значит, так тому и быть, и мы примем ответственность на себя, но это лучше, чем закоснеть в неискренности. Лишь полная правда и полная правдивость спасут нас ныне. Многие мои друзья в Германии думают пока иначе, но я заклинаю вас обдумать эту идею280.
В глазах Бонхёффера настоящие христиане экуменического движения и были Церковью, истинной, не признающей границ Церковью, и он призывал их действовать по-христиански. В Фано он повторит этот призыв.
Молодежная конференция началась 22 августа. Бонхёффер прочел общую молитву и наставление. Одна из участниц, Маргарет Хоффер, вспоминала:
...
На первом молитвенном собрании нам было сказано – как девиз, под которым должна пройти вся конференция, – что вся наша работа состоит только в том, чтобы совместно прислушиваться к тому, что говорит Господь, и в совместной молитве о том, чтобы нам дано было правильно расслышать Его слово. Прислушиваться с верой к словам Библии, слушать друг друга и слушаться Слова – в этом суть экуменической работы.
Другой участник, Э. Блэкмен, рассказывал:
...
Мы приступили к работе в хорошей атмосфере, ибо на первом же молитвенном собрании Бонхёффер напомнил нам, что главная задача состоит не в изложении собственных или национальных взглядов, но в том, чтобы прислушиваться к Богу 281.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!