Девушки здесь все такие милые - Лори Элизабет Флинн

только виновным. А я всего-навсего свидетель и именно в этом статусе должна остаться.

– После ссоры вы и Слоан разговаривали с Флорой. Убеждали ее: на что, мол, тебе сдался этот Кевин.

– Это был просто девичий треп.

Не помню, чтобы говорила ему такое. Откуда он знает? Внезапно моя версия, наша версия, стала извивающейся склизкой рыбиной, выскальзывающей из рук.

– Ну да. Девичий треп. – Тон у него стал жестче. Он что-то знает. Он знает. – Но вот что было дальше – я никак не разберусь.

– Мы танцевали. Пили. Много пили… Все как в тумане.

– И вы не уединялись в туалете с Кевином Макартуром.

Я помотала головой. Все-таки кофе брать не стоило. От него меня всю как-то разболтало, и казалось, что, если помотать головой слишком интенсивно, мозги съедут набекрень.

– Я ведь вам уже говорила, что ничего подобного не делала. – Слава богу, голос у меня звучал ясно, даже негодующе – Салли бы одобрила. – Зачем вы пришли? Опять мусолить эту тему?

– С вечеринки вы не уходили? В общежитие не возвращались?

– Нет. – Хотя я сказала правду, прозвучала она как ложь.

Он улыбнулся – видимо, это была попытка изобразить непринужденность.

– Кевин Макартур ленится длинно писать. Мальчик смышленый, в Дартмут поступил. Но если почитать его эсэмэски, создается впечатление, что с пунктуацией он не в ладах, – он слегка наклонил голову, словно приглашал меня вместе с ним посетовать: «Ох и молодежь нынче пошла!»

Письма Кевина были пересыпаны всякими «ок» и «лол» – лодырские сокращения, свидетельство фамильярности. Но эсэмэски, которые мы – я – отправили Флоре, были написаны по всем правилам орфографии, и теперь я понимаю – паника разрывает череп изнутри – что на этом мы и погорим.

– Ничего об этом не знаю, – отрезала я. – Мы с ним, в сущности, незнакомы. Никогда не переписывались. Я вообще мобильником мало пользуюсь.

При этом у меня на нем хранится фотография Флоры с летчиком. Только бы он не попросил у меня телефон. Если попросит, я потребую адвоката.

– Меня что настораживает, – продолжил Фелти. – Все в один голос твердят, что в тот вечер Кевин был вдребадан пьян. Как же он при этом умудрялся строить такие безупречные предложения?

Молчание воздвиглось между нами кирпичной стеной – толстое, непроницаемое.

– В нетрезвом состоянии люди часто ведут себя иначе, чем обычно, – сказала я.

– Вы со Слоан много времени проводите вместе.

– Мы лучшие подруги. Конечно, мы много времени проводим вместе. – Я обхватила руками пустую кружку и вспомнила фарфоровую «Подругу» и ее разбитую товарку.

– А нет ли у вас обыкновения совершать совместные вылазки в Дартмут?

Я стараюсь скрыть потрясение, но судя по выражению его лица, в этот миг маска с меня спадает. Про Дартмут-то он откуда узнал? И вдруг я подумала, что Салли, возможно, тоже сейчас где-то пьет кофе и отвечает на вопросы другого такого Фелти. Но из нее никто ничего не вытянет. Она всех отошьет.

– В Дартмут? – повторила я. Язык у меня так распух, что еле ворочался во рту. – Нет, такого обыкновения у нас нет. Но однажды мы там были, да. Салли понравился один парень, который там учится. Мы съездили на вечеринку и на следующий день вернулись.

Та поездка, казалось, осталась так далеко в прошлом, что мне не составило бы труда убедить себя, что все так и было.

– Ясно, – сказал Фелти. К своему мятному чаю он так и не притронулся. Он и заказал его, наверное, чтобы расположить меня к себе, отыграть образ эдакого доброго дедушки. – А Кевина Макартура вы там не видели, не припоминаете?

Это напоминало компьютерную игру, какую-то виртуальную реальность. Одно неверное движение – и ты срываешься с утеса или падаешь в огненную яму. Я очень тщательно подбирала слова, чтобы не наступить на мину.

– Кампус там большой. И вечеринка в ту ночь, наверное, была не одна.

Он прищурился, но я не могла понять – с подозрением или c сожалением.

– Моей сестре было пятнадцать, а мне двенадцать. Она повесилась в гараже. Я ее нашел.

– Мне очень жаль, – сказала я. Так вот оно что – тут личное замешано.

– Она и виду не подавала, что в школе ее травят. Одноклассницы превратили ее жизнь в ад. Наши родители ни о чем не догадывались. А я был слишком мал, чтобы обратить внимание на какие-то тревожные звоночки. Все эти девчонки по-прежнему живут и здравствуют – а моя сестра давно в могиле.

– Ужасно. – Я представила себе этих девочек – уже женщин. Может быть, они теперь растят собственных дочек – таких же беспощадных маленьких чудовищ.

– Да, ужасно, – отозвался он. – Я об этом каждый день думаю. У вас есть сестра, мисс Веллингтон?

Я кивнула.

– Есть. Но мне, честно говоря, пора идти. Еще столько уроков делать…

Хоть это правда. У меня накопилась куча долгов. Взять Салли и других девчонок – те и пашут как лошади, и веселятся на всю катушку. Я не такая – быстро отстаю.

Фелти шлепнул визитку на стол между нами.

– Если вспомните какие-то детали, которые могут помочь расследованию, надеюсь, дадите мне знать. – Он вытащил ручку из кармана рубашки и черкнул что-то на обратной стороне визитки. – Это мой личный телефон.

Я взяла визитку, намереваясь выбросить ее в ту же минуту, как вернусь в общагу. Однако она осталась со мной навсегда: переезжала из бумажника в бумажник, измягчилась, истрепалась. Пусть друзья будут близко, а враги – еще ближе.

После этого разговора я пошла к Салли. Она была в комнате одна, и я все ей рассказала, ожидая, что взамен услышу не менее душераздирающую историю о том, как ее тоже тягали на допрос. Но она вытаращила глаза:

– Ко мне никто не приходил!

– Не понимаю, почему меня он решил допросить, а тебя нет, – пробормотала я. – Раз уж он знает, что мы ездили в Дартмут вместе! Ну ладно, зато я могу тебе рассказать, что ему наплела. И если он явится к тебе, наши показания не будут расходиться.

Она слушала, пока я излагала всю нашу беседу с Фелти, но я видела, что мысли ее витают где-то далеко. Видела по драным кутикулам и сухим кончикам волос. В какой-то момент, разглагольствуя, я подумала: «Да ей же никакого дела до всего этого нет!»

К тому времени как я закончила, она закрутила волосы в неопрятную гульку, так что часть прядок осталась висеть вокруг лица. Я ждала обнимашек, хотя бы завалященького «все будет хорошо». Но она произнесла совсем не то, что я желала услышать:

– Да у тебя паранойя, Амб! Никто тебя не посадит! Они никогда не докажут, что телефон Кевина побывал