Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

моем легате сидел криво, выглядел он сам, как затравленный медведь, хотя им наверняка подали вкусную еду, и вино он любил. В комнате были и другие люди, в том числе сыновья и зятья, все прекрасно одетые, вот только говорили немного визгливо, как свойственно таким людям, но я смотрел только на моего легата и хозяина дома.

Мой легат подозвал меня и объяснил остальным, кто я такой, я тем временем стоял навытяжку, Агафокл покашливал. Легат сказал:

– Это и есть мой старший центурион… Сколько лиг проходит легион за день, центурион?

Я ответил, хотя он и сам прекрасно знал.

– Хорошо, – отозвался легат с сильным вандальским выговором. – А сколько лиг мы сможем проходить за день, если, допустим, нас будут сопровождать гражданские с детьми и скарбом?

Я ответил, хотя, конечно, он и это знал. Меньше, разумеется; различие было явным. Легион перемещается отнюдь не молниеносно, не его это дело, но гражданские замедлят все движение. Особенно если среди них женщины.

– Так я и думал, – сказал легат хозяину виллы. – Как видите, это невозможно. – И хотя венок сидел на нем криво, глаза были суровыми и проницательными.

После этих слов сыновья и зятья подняли шум с возгласами и увещеваниями. Такие разговоры я уже слышал, они всегда одинаковы. Как я обычно говорю, богачам свойственно считать, что все правительство и армия существуют ради их личного удобства. Я по-прежнему стоял навытяжку, ожидая, когда меня отпустят.

Хозяин виллы дождался, когда выскажутся остальные. Это был крепкий и властный мужчина с крючковатым носом, намного сильнее сыновей. Он ждал, когда гомон смолкнет, и спокойно разглядывал нашего легата. Потом произнес ровным и бесстрастным тоном, обычным для таких людей:

– Легат, возможно, забыл, что я двоюродный брат наместника провинции. Я просто прошу защиты для себя и моих близких. И потом, мы будем готовы двинуться в путь по прошествии… ну не позднее чем через двадцать четыре часа. Да, могу пообещать вам, что пройдет не более двадцати четырех часов. – В голосе его звучала настолько твердая уверенность, что я мог бы им восхититься.

– Сожалею, что не могу пойти навстречу двоюродному брату наместника, – отозвался мой легат, тускло поблескивая медвежьими глазками. – Увы, у меня приказ.

– И все-таки, – пустил в ход обаяние хозяин, – некоторые послабления… скажем, определенное истолкование…

Он не договорил, и было ясно, что такое ему уже случалось проделывать раньше и всегда успешно. Не вызывало сомнений, что он привык к тому, что всю его жизнь правила нарушались ради него – из-за его положения и имени. Другие легаты нравились мне больше нынешнего, ведь вандалы как-никак отличаются от нас, но сейчас мне понравилось, как мой легат покачал головой.

– У меня приказ, – повторил он и улегся на свое ложе, сутулясь по-медвежьи.

– Будем надеяться, что вы никогда не пожалеете о том, как строго истолковали этот приказ, легат, – без тени раздражения произнес хозяин виллы, и словно холодный ветер пронесся по комнате.

Я ощутил его дуновение собственной щекой, хоть я и старший центурион и предан Цезарю. Вот насколько силен был этот человек.

– Будем надеяться, – сухо повторил мой легат и поднялся. – Ваше гостеприимство было чрезвычайно приятным.

Признаться, для вандала он выказывал неплохие манеры. Пока мы шли к выходу, хозяин виллы незаметно остановил меня.

– Центурион, сколько будет стоить, – начал он негромко, – внесение в ваши списки единственного человека, который в них прежде не значился? Всего одного, о большем я не прошу.

– Мне это будет стоить головы, – ответил я, потому что, хотя и казалось, что мой легат не следит за мной, я знал, что он наблюдает.

Хозяин виллы кивнул, и на его волевом лице отразились недоумение и растерянность.

– Так я и думал, – сказал он, словно говорил сам с собой. – И в конце концов, что потом? Мой племянник из Галлии пишет мне, что в Галлии небезопасно; мои менялы в Риме сообщают, что небезопасно и в самом Риме. Можете объяснить мне, где оно, это безопасное место, если Рим уже небезопасен? – решительно спросил он, хватая меня за руку.

Я не знал, как ответить, поэтому молчал. Внезапно он стал выглядеть гораздо старше, чем когда я вошел в комнату.

– Большие деньги в долг и проценты по процентам… – пробормотал он. – И все-таки как человеку добиться безопасности? А ведь мой двоюродный брат еще и наместник, у меня сведения из первых рук. Легионы они не вернут – кровь не потечет вспять, раз уж она пролилась. Но как же я могу оставить здесь мой дом, когда все так неопределенно?

Дом казался мне прекрасным, пусть и не слишком пригодным для обороны; но пока он говорил, я увидел, как дождь хлещет сквозь стены. Увидел, как стены рухнули и как нагие люди, варвары, сгрудились вокруг слабого огня. Раньше мне не верилось, что такое возможно, но теперь я поверил. На лице этого человека читалось разрушение. Я почувствовал, как Агафокл тянет меня за локоть, и вышел, направляясь через двор, где апельсиновые деревья стояли в кадках и пестрые рыбки плескались в бассейне.

Когда мы вернулись в расположение легиона, Агафокл обратился ко мне.

– Легат тобой доволен. Он видел, что тебя пытались подкупить, но ты не поддался. Иначе он лишил бы тебя головы.

– А мне какое дело? – не задумываясь, выпалил я. – Головой больше, головой меньше – какая разница? Вот если падет Рим, это будет конец.

Он серьезно кивнул, не закашлявшись.

– Верно, – сказал он. – У вас не было ничего, кроме арки, дороги, армии и закона. И все же благодаря этому можно было пройти с востока на запад – да, и всю дорогу говорить на одном и том же языке. Я не испытываю восхищения перед вами, но вы были великим народом.

– Но объясни, почему наступает конец?

Он покачал головой.

– Я не знаю. Люди созидают и продолжают созидать. А потом мечта рушится, и буря разрушает ее до основания. После этого приходят тьма и воющие люди. Думаю, это надолго. Я собирался стать историком, когда только поступил на службу под орлами. Собирался написать о последующих войнах Рима так, как Фукидид писал о греческих войнах. Но теперь мои чернила высохли, и мне нечего сказать.

– Но то, что там, оно же там, – возразил я, – оно прочное, оно выстоит, – потому что я думал о местности, по которой мы шли, и о не ведающем страха мальчишке верхом на пони.

– О, чтобы наступила ночь, требуется время, – отозвался Агафокл, – вот о чем забывают люди. Да, возможно, даже хозяин той виллы упокоится с миром. Но все-таки