Темный путь. Том второй - Николай Петрович Вагнер

я не слушая его, схватил Гесю за руку и увлек ее за драпировку. По моему растерянному виду она, вероятно, догадалась, что случилось что-нибудь необычайное.

— Геся! — сказал я ей шепотом. — Я сейчас от Жени Самбуновой… ее нет дома, а на столе у ней лежит записка: «Прошу в смерти моей никого не винить». Геся!.. Может быть, еще не поздно, помоги мне спасти ее, скажи мне, где ее искать… научи.

Она посмотрела на меня задумчиво, помигала глазами и спросила:

— А зачем же ты хочешь спасать ее? Может быть, ей ничего больше не осталось теперь, как убрать себя, а ты ей будешь мешать.

Я помню, как при этих словах кровь прилила к моей груди; я задрожал; мне хотелось ударить ее.

— Бесчеловечники! — вскричал я, стиснув зубы. — Будьте же вы все прокляты… Человекоубийцы противные!

И я выбежал вон и хлопнул дверью.

Сзади меня раздался гомерический хохот.

XLVIII

Не помню, как я очутился на Садовой. Пожар уже стихал, но дым еще курился то там, то здесь. Он шел со Щукина двора и тихо полз вокруг обгорелого здания. Все было полно беспорядка, хаоса, разрушения.

Помню, я прошел в Мучной переулок, к тому месту, где я поднял Жени с тротуара… Оттуда я отправился в участок с слабой надеждой, что там, может быть, что-нибудь известно о судьбе ее. Но в участке я никого не нашел, кроме маленького ламповщика, который, свернувшись клубком, спал крепко на подоконнике.

«Господи! — думал я. — Куда идти, к кому обратиться?!»

Порой мне представлялось, что записка ее есть просто отвод глаз, что она хотела избавиться от меня, от своих родных… Это предположение так понравилось мне, что я долго развивал его. Мне казалось, что и в ответе Геси, и в хохоте ее гостей была насмешка над моей недогадливостью. Разгоряченный этой мыслью, я снова бросился к Гесе… «А может быть!..» — думал я, и сердце билось надеждой.

Я живо представлял себе отчаяние и доброго Павла Михайловича, и еще более доброй Анны Николаевны. «Что я им скажу?! — думал я… — Как я открою им?.. На это, может быть, способны они — эти бесчеловечники…»

Я снова прошел в Горсткину улицу.

XLIX

Сверх ожидания, я застал Гесю дома. У нее сидел какой-то молодой человек, низенький, коренастый, с большой головой и громадным лбом, на который спускались коротко обстриженные и гладко причесанные волосы…

— A! — вскричала Геся!.. — Ругатель беспутный!.. Нашел твою Жени или нет?

Я молча сел на стоящий подле нее стул. Я был измучен более душевно, чем физически. Вероятно, эта усталость и страдание отражались ясно и на лице моем, так что Геся сочла долгом сказать мне несколько слов в утешение.

— А я удивляюсь тебе! — сказала она. — Ты воин… и такая баба!.. Разве тебе не приводилось быть в деле и подле тебя не падали раненые и убитые?

— Геся! — вскричал я. — Не мучь меня!.. Я и так измучен… Я заклинаю, умоляю тебя… скажи: что с Жени?

Она посмотрела на меня серьезно. В ее холодных глазах промелькнуло, казалось мне, чувство сострадания. Она всплеснула руками и вскричала, смотря на большелобого незнакомца.:

— Ах! Какой он странный!.. Пойми ты, что ни я и никто не имеют права вмешиваться в чужую жизнь и в чужие чувства… Если бы она сама, твоя Жени, просила бы меня помочь, это дело другое… А то… Как же можно?! Насиловать чужую волю и влезать собственной особой в сердце другого… От этого и все неустройства и все гадости, от этой вечной опеки каждого над каждым… Оттого и свободы нет, что мы друг за другом глядим и друг друга тесним…

— Она ведь последнее время жила с этим Веневитьевым? — спросил наш собеседник.

— Ну да… У них там шел свой роман… Они наслаждались и утешались, а сегодня поутру он убрал себя… Вот и она за ним последовала. Что же мы тут можем сделать?.. Только напортить и навредить! — Последние слова она обратила ко мне.

— Может быть, она пошла к нему на квартиру?.. Чтобы вблизи его тела… — сказал наш собеседник.

— А где он жил? — спросил я… — Вы, может быть, знаете?

— Знаю… Да не угодно ли, я провожу вас?.. Мне нечего делать… В Комитете я не участвую… Особая статья.

Помню, я несказанно обрадовался этому предложению, этому проблеску участия. Хотя он ничего не обещал. Но человек, кажется, так устроен, что не может жить без участия другого. Не это ли — начало общественной связи?..

Я молча слегка пожал руку Геси.

— Желаю ж вам успеха! — сказала она.

И мы отправились.

L

— Вот, изволите видеть, — начал мой спутник, когда мы спустились с лестницы. — Они никак не могут согласиться со мной (я тотчас понял, что это «они» — были они — бесчеловечники), что силой человечности можно гораздо больше сделать, чем одними внешними, чисто физическими, материальными силами… У них только и есть: револьвер, огонь, топор… Сами же говорят о неудобствах насилия, а между тем все творят посредством насилия.

Я невольно остановился и посмотрел на него.

— Это моя мысль!.. — вскричал я. — Мы удивительно… удивительно сошлись с вами.

— Да и каждый сойдется, кто хоть немного, хладнокровно подумает о положении дел. — И он смотрел на меня в упор его добродушными маленькими глазками и говорил как-то удивительно просто, слегка пришепетывая жестикулируя. — Ведь вот возьмите времена Александра I, времена декабристов… О чем они мечтали? Об олигархии… О гегемонии дворянства… А они, теперешние реформаторы, скрипят зубами на дворянство и сами мечтают тоже об олигархии, только о другой — об олигархии интеллигенции. Им тоже хочется наверх встать и править, и управлять… Да, господа «граждане»!.. Помилуйте!.. Вы интеллигентный народ… вы изучите сперва Россию… вы пройдите ее вдоль и поперек… Ведь вон… до Тенгоборскаго… Мы не знали… Что у нас есть, какие производительные силы работают в государстве… Узнайте все досконально… А вы не знаете, что это за сила, которой вы хотите управлять… Ведь поверите ли, до чего у них все это глупо, по-детски… Они мечтают о республике… Только бы нам, мол, устранить… И все переменится, как по щучьему велению… Да ведь помилосердствуйте!.. Ведь он — народ православный — он сейчас же посадит вам, ну хоть Гришку Отрепьева… Место свято — не будет место пусто… Поверьте!.. Вы посмотрите, какая вера и упование в нем, в этом простом народе, которого вы презираете с высоты вашей интеллигенции… Вы слышали, что было здесь