Айсберг - Клайв Касслер

Питт с отстраненным интересом взглянул на пирата. Замахнулся тяжелой саблей и плашмя ударил пирата по запястью.

Пистолет выпал из руки пирата на мостик, а оттуда свалился в воду. Пират повернулся; из-под платка, которым он обвязал голову, торчали белые волосы, в холодных серо-голубых глазах светились гнев и досада, у рта залегли глубокие морщины. Он осмотрел комическую фигуру, только что с исключительным хладнокровием убившую двух его товарищей. Голос его звучал жестко, с металлом:

— Кажется, я ваш пленник.

Питта он ни на мгновение не сбил с толку. Эти слова — всего лишь увертка, средство скрыть стремительное действие, которое неизбежно последует. Говорящий очень опасен и играет по-крупному. Но Питт был вооружен не только саблей — он вновь обрел силу, которая прихлынула, как приливная волна. Он улыбнулся.

— Так это вы, Оскар.

И замолчал, по-кошачьи внимательно наблюдая за Рондхеймом. Держа главного палача «Хермит лимитед» на острие сабли, он снял волчью голову. Лицо Рондхейма оставалось жестким и напряженным, но в глазах отразилось полное непонимание. Питт бросил маску и сгруппировался — близился миг, который он давно предвкушал, не очень-то веря, что он настанет. Одной рукой Питт медленно размотал бинты, бросая их на пол небольшими кучками и усиливая напряжение. Закончив, он посмотрел Рондхейму в глаза и сделал шаг назад. Губы Рондхейма зашевелились, чтобы задать не до конца сформулированный вопрос. Лицо у него было совершенно ошеломленное.

— Жаль, что вы не можете припомнить меня, Оскар, — спокойно сказал Питт. — Впрочем, вы оставили мало такого, что можно вспомнить.

Рондхейм смотрел на заплывшие глаза, на разбитые вспухшие губы, на швы на скулах и бровях, потом рот его раскрылся, и он прошептал:

— Питт!

Питт кивнул.

— Это невозможно, — произнес Рондхейм.

Питт рассмеялся.

— Прошу прощения, что испортил вам день, но попытаться доказать, что не всегда можно доверять компьютерам, стоило.

Рондхейм долго, внимательно смотрел на Питта.

— А остальные?

— За одним исключением все живы и лечат переломы, которыми вы их так щедро наделили.

Питт посмотрел за плечо Рондхейму и увидел, что экскурсионная лодка медленно уходит в следующий павильон.

— Значит, мы с вами снова один на один, майор. В условиях, более благоприятных для вас, чем те, что были у меня в спортивном зале. Но не слишком надейтесь, — на его губах появилась усмешка, — гомикам с мужчинами не равняться.

— Согласен, — ответил Питт.

Он бросил саблю в воду через голову Рондхейма, отступил и взглянул на руки. Им придется поработать. Он несколько раз медленно вдохнул, провел ладонями по влажным волосам, вытер их о костюм и в последний раз размял пальцы. Он готов.

— Я вас перехитрил, Оскар. Во время нашего первого раунда силы были неравны. С самого начала численный перевес был на вашей стороне, у вас были подготовленный заранее план и инициатива. Как вы себя чувствуете, Оскар, когда жертву не держат двое ваших наемников? Каково вам на чужой, незнакомой территории? У вас еще есть возможность бежать. Между вами и свободой, кроме меня, ничто не стоит. Но в том-то и дело, Оскар. Вам придется пройти меня.

Рондхейм оскалился.

— Мне не нужны помощники, чтобы сломать вас, Питт. Единственное, о чем я жалею, — нет времени на то, чтобы сделать ваш следующий болезненный урок достаточно долгим.

— Ладно, Оскар, пора заканчивать с этой психологической чушью, — спокойно сказал Питт.

Он точно знал, что будет делать. Конечно, он еще слаб и смертельно устал, но все это с лихвой компенсировала решимость; невидимые фигуры Лилли, Тиди, Сэма Келли, Ханневелла и всех остальных стояли рядом с ним, придавая ему сил, которых он не собрал бы в одиночестве.

Рондхейм уверенно улыбнулся и принял стойку карате. Но улыбка держалась недолго.

Питт ударил прямым справа. Этот точно рассчитанный удар запрокинул голову Рондхейма; Рондхейм отлетел к грот-мачте.

В глубине души Питт понимал, что в длительном бою у него мало шансов, он может удерживать противника всего несколько минут, но он рассчитывал использовать внезапность — единственное свое преимущество — прежде чем на его лицо снова обрушатся удары карате. Как оказалось, преимущество было небольшое.

Рондхейм оказался невероятно вынослив; он получил сильный удар, но быстро приходил в себя. Оттолкнувшись от мачты, он ногой ударил Питта в голову; Питт легко увернулся, нога противника промелькнула в нескольких дюймах от него. Неверный расчет дорого обошелся Рондхейму. Питт нанес серию джебов слева, потом коротким, жестким правым заставил Рондхейма опуститься на колени; тот рукой зажимал разбитый окровавленный нос.

— Вы подтянулись, — сквозь льющуюся кровь прошептал Рондхейм.

— Я ведь сказал: я вас перехитрил. — Питт отскочил, принял стойку то ли боксера, то ли дзюдоиста и ждал следующего шага Рондхейма. — На самом деле я такая же фикция, как Карзо Бутера.

Услышав свое подлинное имя, Рондхейм должен был почувствовать, что его коснулись пальцы смерти. Но он держал себя в руках, окровавленное лицо оставалось бесстрастным.

— Похоже, я недооценил вас, майор.

— Вас было легко провести, Оскар. Или мне лучше звать вас именем, указанным в вашем свидетельстве о рождении? Неважно, все равно ваша игра проиграна.

Бормоча разбитыми губами нескончаемые проклятия, Рондхейм с перекошенным от безумной ярости лицом набросился на Питта. Но не успел сделать второй шаг, как Питт нанес апперкот снизу, его кулак молотом ударил Рондхейма по зубам. Питт вложил в этот удар все до капли, всю силу плеча и корпуса, ребра пронзила острая боль, и он понял, что второй такой удар ему уже не нанести.

Послышалось глухое чмоканье и треск костей. Зубы Рондхейма вышибло из лунок в деснах, и они впились в разбитые губы, а у Питта сломалось запястье. Две-три секунды Рондхейм стоял неподвижно, словно остановленный кинокадр, и как будто бы даже выпрямился, потом с невероятной медлительностью и неотвратимостью, как падает дерево, рухнул на палубу и застыл.

Питт стоял, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы; правое запястье бессильно висело вдоль тела. Он посмотрел на огоньки, изображавшие пушечные выстрелы из крепости, и заметил, что в павильон вплыла следующая лодка с экскурсантами. Поморгал, чтобы лучше видеть, но глаза заливал едкий пот. Что-то надо было сделать. Вначале сама мысль об этом вызвала отвращение, но он подавил его, уверенный, что другого выхода нет.

Он перешагнул через вытянутые ноги лежавшего без сознания человека, наклонился и положил руку Рондхейма на помост у самых перил. Потом поднял ногу и наступил, внутренне содрогнувшись от треска ломающейся у локтя кости.

Рондхейм пошевелился и застонал.

— Это за Джерома Лилли, — с горечью в голосе сказал Питт.