Первый из могикан - Александр Громов

Болтали многое. Народная молва, имеющая мистическое свойство распространяться со скоростью степного пожара, приносила сведения столь дикие и страшные, что в их ужасающие подробности отказывались верить даже те, кто своими глазами видел кровавую вакханалию в неразрушенных мегаполисах.

Ольга – видела. Часть Мытищинского отряда была брошена на восстановление правопорядка в центре столицы. Три звена работали в зоопарке. У Ольги сжимались кулаки при воспоминании о трупах ни в чем не повинных животных и нескольких замученных работницах тамошнего персонала, самоотверженно отказавшихся эвакуироваться. Конечно, за них отомстили стократно, но разве этого достаточно?!

И разве это уже конец потрясениям?

Информированные или выдающие себя за таковых открыто говорили о многих тысячах эксменских банд в глубинке, о нападениях на временные лагеря и хранилища продовольствия, о неизбежном голоде в самом близком будущем и – громче прежнего – о телепортирующих эксменах. Полиция вылавливала наиболее зловредных кликуш, однако до сих пор не удалось ни дознаться, от кого они получили эти сведения, ни пресечь их распространение.

Информационные каналы, понятное дело, все больше сообщали об успехах в восстановлении порушенной материальной базы, с фальшивой бодростью напирая не столько на конкретные успехи, сколько на массовый трудовой энтузиазм, нередко возвышавшийся до героизма. Радостно возвещали о результатах, но все больше о каких-то мелких: там пустили ткацкий комбинат (надо думать, не взорванный), тут восстановили хлебопекарню… Что совсем уже удивительно, похваливали даже эксменов, добросовестно трудившихся на расчистке завалов и строительстве, вместо того чтобы поддаться на подрывную агитацию бандитов и мародеров. Некоего Феофана Макропулоса наградили почетным жестяным знаком «За трудовую доблесть» и должностью десятника. Об уравнении в правах с людьми речь, естественно, не шла, да счастливчик Феофан, не будучи кретином, о том и не заикался…

Совсем уж неожиданно была амнистирована банда мародеров, сдавшаяся властям и покаявшаяся. Виновные в многочисленных самосудах преследовались и получали сроки. На словах эксменское сопротивление шло на убыль. Часто сообщали о поимке или уничтожении очередного агитатора-горлана-главаря, но почему-то без плохо скрытого торжества или злорадства, а едва ли не со вздохом сожаления – вот, мол, до чего доводит некоторых эксменов левая резьба в голове… И не хочется, мол, поступать с ними круто, а ничего не попишешь – надо. Суровые времена требуют суровых решений, но все еще наладится, все восстановится, включая и общественный порядок, дайте только срок решить все по уму и по возможности миром…

Рядовые обывательницы, лишившиеся в недавнем лиходневье кто крова, кто всего имущества, а кто и родных, слушали этот бред с зубовным скрежетом. Миром, да?.. Миром?! Мир с эксменами, возвращение старых порядков? Мир с умственно поврежденными посредством искаженной хромосомы? Мир с социально опасными? С убийцами, насильниками, мародерами и вандалами??! Да ни за что! Да никогда! Давить их надо, как клопов поганых, а не мириться с ними, играя в либерализм! Перестрелять их всех, оставить только племенное стадо… Ну что опять «рабочая сила»? Некому, что ли, работать? Найдутся нормальные человеческие ресурсы и для черной работы, было бы желание их поискать! Верно сказано: сколь эксмена не корми, а плетью обуха не перешибешь. Зачем воспитывать тех, кто наглядно показал всему миру свою неисправимость? К ногтю!.. В пыль!.. В ничто!..

Но правительство Конфедерации, то ли вынырнувшее со дна моря, то ли выкарабкавшееся из мерзлого убежища в толще антарктических льдов, явно настроилось стоять волнорезом против течения и гнуло свое. Да, неохотно соглашались пресс-секретари, эксмены в основной своей массе не выдержали экзамен на принадлежность к человечеству, но разве кто-то от них этого ждал? Смешно, леди. Конечно, очень плохо, что многие из них провалили также экзамен на принадлежность к цивилизации, но давайте подумаем: а нет ли в этом доли и нашей вины?..

Между делом сообщалось о резком сокращении ассигнований на космофлот, «уже выполнивший свою историческую миссию», об уменьшении численности последнего и о сведении к минимуму количества космических запусков во имя восстановления порушенной экологии. Промелькнуло сообщение об увольнении на давно заслуженную пенсию госпожи Присциллы О'Нил, еще недавно командовавшей эскадрами космических жестянок, – промелькнуло, никого не взволновало и забылось.

Больше кнутом, нежели пряником правительство гасило разгорающиеся конфликты между Федерациями, совсем недавно рассчитывавшими на помощь соседей, и Федерациями, помощи не оказавшими. Правительство Славянской Федерации, виновное в махровом сепаратизме, получило предупреждение о возможном введении торговых санкций. Правительство Восточно-Азиатской Федерации призывалось к сдержанности и взвешенному подходу. На население обрушилась кампания «конструктивной пропаганды». Забудем былые обиды! Встанем! Плечом к плечу! Смело глядя вперед, а не назад! И таки обопремся на плечи эксменов за неимением более удобной подпорки…

Не того ждали. Перед телеэкранами в уцелевших квартирах, перед репродукторами, подвешенными на столбах во временных палаточных лагерях, перед радиоприемниками, перед расклеенными на стенах правительственными воззваниями выли и бесновались. В ораторов на митингах летели тухлые яйца, гнилые помидоры и прочая испорченная снедь, а нередко и камни. Посреди священного города Найроби в настоятельницу храма Первоматери, пытавшуюся обратиться к пастве с увещеваниями, швырнули живую полутораметровую мамбу – к счастью, не очень метко и не без пользы для дела, потому что разъяренная ядовитая гадина, проигнорировав почтенную мать Соломонию, поползла, шипя, прямо на толпу, заставив ее с воплями рассеяться…

В Славянской Федерации больше всего повезло тем эксменам, которые остались в немногих неразрушенных городах и уцелели в армейско-полицейских операциях по восстановлению порядка. Выжили вовремя одумавшиеся и те робкие души, что вообще не покинули эксменских кварталов, не поддавшись соблазну хоть на сутки ощутить себя господами положения. Приструнить их не составило труда, и первые дни после зачистки они занимались тушением пожаров и санитарными проблемами городов, то есть вывозом и захоронением многочисленных трупов. Вскоре дело дошло до расчистки развалин, а несколько позже и до восстановления порушенного. Сотни рабочих бригад вывозились в провинцию, где волей-неволей приходилось начинать все с нуля.

Эксмены работали под охраной – не потому, что могли сбежать, а потому, что после нескольких печальных инцидентов полиция получила приказ охранять рабочую силу от самосуда толпы. Рабочая сила, пусть и неквалифицированная, как-то вдруг приобрела неожиданно высокую ценность.

Военное положение сохранялось, и никто пока не думал о восстановлении прежней структуры Министерства порядка, но кое-какие сдвиги были видны всем. Уже в апреле мытищинский отряд полиции перестали перебрасывать с места на место, как теннисный мячик, и заняли службой в родном пригороде, частично снесенном с лица Земли, а частично уцелевшем и превращенном в свалку того, что не успели уничтожить, а смогли только свезти в одно место и бросить. Не меньше половины дежурной смены были задействованы на охране рабочих бригад, расчищавших гомерические завалы всевозможного мусора и целые улицы, битком забитые брошенными механизмами всевозможного назначения – от легковых мобилей до экскаваторов и смятых гармошкой вагонов надземки, спикировавших с эстакады…