Мигрень - Оливер Сакс

Таким образом, на вопрос, поставленный в начале этой главы, является ли мигрень чисто человеческой реакцией, мы должны ответить: и да, и нет. Нет никакого смысла считать мигрень только человеческим изобретением. Скорее ее надо рассматривать как звено в цепи развития ее древних биологических предшественников, как пример наиболее примитивной и обобщенной формы приспособительной реакции, которая усложнилась и дифференцировалась благодаря уникальным возможностям человеческой центральной нервной системы и уникальной природе человеческих потребностей. Окончательный вид мигренозной реакции зависит от форм отношения индивида с окружающим миром, то есть от психологических факторов, определяющих индивидуальность проявлений мигрени. Разбором этих факторов мы и займемся в следующей главе.

Это большая ошибка нашего времени… что врачи отделяют душу от тела.

Платон

В предыдущей главе мы коснулись некоторых примитивных реакций, которые могут пролить свет на происхождение и дифференцировку мигренозных реакций у человека. Обратившись к понятиям целостного организма, его защитных рефлексов и стратегий поведения, мы смогли обойти проблему (или скорее псевдопроблему) «дуализма» сознания и тела и психофизиологических «превращений». Но все это ничего не говорит нам о внутренних процессах, лежащих в основе поведения, да, впрочем, трактовка таких реакций для этого и не предназначена. Эти реакции ничего не говорят нам об эмоциях или «состояниях сознания» реагирующего животного. Кататонический ступор у человека можно рассматривать как защитную стратегию, использование которой – внутренне – противостоит натиску устрашающего чувства экзистенциальной опасности. Мы можем, конечно, дать подробное феноменологическое описание кататонии, не упоминая о чувствах больного (как это делал Блейлер), но мы не можем дать экзистенциальное описание этого состояния без тщательного анализа чувств и мотивов больного.

Мы можем принять за аксиому, что каждый приступ мигрени имеет некую тактическую ценность для данного больного (тактика может быть и чисто физиологической, например, приемом сохранения постоянства внутренней среды), но в данной главе мы займемся отношением мигрени к эмоциональному состоянию больного.

В описательной части книги мы представили читателю в какой-то мере произвольную классификацию мигрени, и теперь наша задача – исследовать эту классификацию на предмет ее связи с эмоциональными состояниями больных. «Периодическая» мигрень была нами описана, как отражение некой врожденной периодичности нейронной активности, а мигрень, обусловленная внешними причинами, как ответ на высокоспецифичные внешние стимулы, которые могут быть физическими (утомление и т. д.) или эмоциональными (ярость, испуг и т. д.). Сам по себе факт, что такие приступы следуют за отчетливыми физическими или физиологическими событиями, не исключает возможности того, что эти приступы имеют какое-то иное назначение, причину или тактический смысл, хотя они и не очевидны. В частности, любой приступ мигрени (а на самом деле и любое событие в жизни человека) может – помимо его буквального значения – иметь и какую-то иную, эмоциональную, значимость. Периодически повторяющемуся или физиологически обусловленному событию может быть приписано значение события символического. Такую точку зрения мы можем подкрепить примерами сознательного использования эпилептических припадков. Некоторые дети, поняв, что мелькающий свет провоцирует у них эпилептические припадки, начинают вызывать их сами, либо махая рукой с растопыренными пальцами перед глазами, либо прыгая перед опущенными жалюзи. Некоторые взрослые вызывают у себя эпилептические припадки, либо преднамеренно, либо «по забывчивости» пропуская прием медикаментов. В таких случаях эпилепсия находит свое второе, извращенное, применение, обусловленное сложными и иногда подсознательными мотивами пациента. Достоверно установлено, что «склонность к несчастным случаям», когда с человеком постоянно случаются какие-то неприятности, характерна для личностей, одержимых идеями самонаказания и саморазрушения.

Мы вовсе не хотим этим сказать, что все случаи периодической или условной мигрени – и даже их большинство – сочетаются с подобными индивидуальными мотивациями. Во многих случаях приступы мигрени начинаются, проходят, причиняя больному временное неудобство, и исчезают, не оставляя после себя эмоциональных последствий. Но при этом всегда присутствует возможность использования приступа и в других – множественных и разнообразных – целях.

Третья из описанных нами разновидностей мигрени – привычная или ситуационная мигрень – требует для своего рассмотрения особой точки отсчета. Нас в данном случае интересуют не периодические или спорадические приступы, которые могут иметь или не иметь какое-то эмоциональное значение, а не поддающееся лечению злокачественное заболевание, порождаемое тяжелыми хроническими эмоциональными стрессами (каковые оно само, в свою очередь, может усугублять). Происхождение и зачатки мигрени можно, как мы уже видели, различить в простых защитных рефлексах и стратегиях. Условную и ситуационную мигрень тоже можно обсуждать в таких понятиях, учитывая, конечно, сделанные нами оговорки. В привычной мигрени невозможно разобраться, если не считать ее выражением значимой части целостной личности. Привычная мигрень, так же как истерия, как невроз, как все психосоматические болезни, является одним из самых сложных творений человека.

Для понимания привычной мигрени необходимы понятия и термины, позволяющие – по меньшей мере количественно – отличать человеческое существо от других животных: сложность ментальной и эмоциональной организации и преобладание символического в сознании человека. В течение всей жизни мы руководствуемся разнонаправленными мотивациями. Эти мотивации организуются в отдельные подсистемы, согласованность и самостоятельность работы которых поддерживается механизмами, описанными Фрейдом. Особо важную роль в формировании привычной мигрени и других психосоматических заболеваний играют мотивации, не обладающие защитной функцией, за исключением наиболее парадоксальных случаев – мазохистских и ведущих к саморазрушению влечений.

Всеобъемлющее выяснение мотиваций и символизма – насколько эти последние определяют особенности течения привычной мигрени у данного больного – может быть получено только с помощью глубокого психоанализа. Однако в большинстве случаев главные мотивационные детерминанты мигрени могут быть вскрыты (и стать объектом лечебных мероприятий) и без такого глубокого, исчерпывающего и всестороннего исследования личности.

В некоторых из приведенных выше историях болезни мы уже указывали мотивы, способные порождать приступы привычной мигрени (глава 9), а теперь обратимся к упорядочению основных стратегических ролей, которые мигрень может играть в организации деятельности организма. По необходимости этот неполный список будет схематичным, не в полной мере отражающим сложность и изменчивость участвующих в формировании мигрени сил, которые так взаимодействуют и сочетаются друг с другом, что многие мигренозные приступы по своей сложности не уступают сновидениям.

С биологической точки зрения и по динамике течения самой доброкачественной формой мигрени является форма с восстановлением сил после приступа. Такие приступы возникают ситуационно, следуя за длительными периодами напряженной физической или эмоциональной нагрузки – обычно это печально известные приступы «выходного дня». Такие приступы характеризуются резким ухудшением самочувствия после окончания периода интенсивной деятельности или напряжения. Фаза заторможенности и коллапса может быть очень сильно выраженной – вплоть до глубокой прострации и даже ступора. За этим состоянием следует, как правило, мигренозный рикошет с чувством пробуждения и восстановления сил. Больной чувствует себя так, словно заново родился. Вольф прицельно занимался приступами именно такого типа, отмечая их частоту у одержимых работой и беспощадными влечениями личностей. Вольф считал такие приступы периодами «спада» после бурной активности. Компенсаторные приступы являются ближайшей биологической аналогией сна, то есть они – отчетливые защитные рефлексы, если воспользоваться терминологией Конорского.