Русалья неделя - Елена Воздвиженская

class="p1">– Забеги к нам, сынок, – попросила мать, – В аптеку бы сбегать, а то я боюсь оставлять её надолго одну. Мало ли что.

– Конечно, мам, – пообещал Егор, и сразу же после работы сел на трамвай, и отправился к матери и бабушке.

У бабушки случился очередной приступ астмы, и сейчас она лежала ослабевшая в своей постели. Но внуку очень обрадовалась и попросила попить с нею чаю с вареньем, которое они с матерью варили прошлым летом из крыжовника на даче. Конечно же, больной бабушке отказать было нельзя, и Егор не только попил чаю, но и съел несколько котлет и тарелку супа, чем весьма порадовал бабушку, которые, как известно, всегда считают, что внучата мало едят и что они очень худенькие, сколько бы лет этим самым внучатам уже не было. Мать вернулась из аптеки и Егор, попрощавшись, поехал домой. В тот день было не до альбома. Егор принял душ и лёг спать.

В такой-же суете пробежали ещё два дня, и вот, наконец, в очередной вечер, Егор снова взял в руки альбом. Хитрый замочек он открыл без труда, ведь теперь он знал его секрет. Усевшись под абажуром и вооружившись лупой, Егорка приступил к неторопливому изучению снимков. И тут вдруг лупа в его руке дрогнула.

Он отвёл взгляд от альбома и посмотрел в окно. Затем снова взглянул на снимок. Положил альбом на стол, встал, прошёлся по комнате, потёр пальцами глаза, выглянул в окно, затем вернулся к дивану, сел, снова взглянул на снимок и холодный пот прошиб его. Он не ошибся. На снимке семьи с первой страницы, где одна из дочерей была мертва, были изменения.

– Но этого просто не может быть! – прошептал Егор и снова склонился над фото.

Покойница открыла глаза и улыбалась, глядя прямо на него.

Егор вытер со лба пот и выдохнул:

– Да ну, ерунда, всему есть рациональное объяснение, что я как бабка старая развожу тут мистику, – подумал он про себя, – Наверняка в тот вечер, когда я впервые смотрел снимки, я попросту не разглядел это фото как следует, и не было на нём вовсе никакой покойницы. И глаза у девушки, соответственно, были открыты с самого начала. Вот и всё.

– Да, но что же этот снимок делает в таком случае среди остальных? – вкрадчиво прошептал внутренний голос, – Ведь на остальных-то фото присутствуют мёртвые!

– А может и не на всех? – вслух ответил Егор и продолжил, – Снимков всего около двадцати. Я в тот вечер был уставший, рассматривал наспех, и опять же фото старые, и я мог что-то не доглядеть. Да и сегодня, кстати говоря, уже пора спать, так что оставим эту затею до выходных.

В субботу после футбольных баталий с друзьями, Егор вспомнил про свой альбом. Вечером, заказав себе пиццу и напитки, парень уселся поудобнее под абажуром, в предвкушении от предстоящего вечера. На первой странице альбома мёртвых, как он его окрестил, всё было по-прежнему: та же семья из пятерых человек, отец, мать, две дочери и младенец на руках.

– Хм, – подумал Егор, – А может тут как раз-таки младенец умерший?

Но нет, изучив младенца через лупу, парень понял, что тот совершенно нормальный, обычный младенец.

– Ну что ж, поехали дальше, – сказал он и перевернул страницу альбома.

Там было всё, как и в предыдущий раз, мать на руках с усопшей дочерью, в окружении вазонов с цветами и статуэток.

– Всё-таки это какое-то особое извращение, – подумал Егор, – Фотографировать покойников. Никогда не понимал, что бы там не говорили – мол, на память, для утешения и тд. Да какое тут может быть утешение? Разглядывать бесконечное число раз безжизненное тело своего близкого человека, некогда говорившего, смеявшегося, плачущего, мечтающего о чём-то, а сейчас лежащего в объятиях смерти, и раз за разом переживать эту боль? Не легче ли отпустить, хранить светлую память, а не заниматься подобным мазохизмом? В конце-концов, это издевательство и неуважение по отношению к телу усопшего.

Но, как бы то ни было, мода такая некогда существовала, и Егор, поморщившись внутренне, перевернул страницу. Он видел много подобных фото, когда они проходили историю 19 века, и бесспорно в их созерцании было мало приятного, но именно фотографии в этом альбоме отчего-то вызывали непонятное и едва уловимое ощущение страха, некоего присутствия кого-то в этой комнате помимо тебя. Егор листал страницу за страницей, но вдруг рука его замерла, и он нахмурился, медленно перевернув назад уже просмотренную было страницу. Егор замер. Снова. Ситуация повторялась снова.

Но на этот раз Егор отчётливо помнил, что молодой мужчина, запечатлённый на этом снимке, был мёртв. В прошлый раз он особо тщательно рассматривал его, потому что через лупу увидел в расстёгнутом вороте рубашки полосу на шее. Медики называют её странгуляционной бороздой. Этот мужчина по всей видимости покончил с собой. Глаза его были закрыты в тот день, когда Егор увидел фото впервые, но сейчас… Он сидел совершенно прямо в непринуждённой позе и, глядя на Егора, широко улыбался. Егор захлопнул альбом и убрал его в шкаф, а затем закрыл плотно дверцу. Гнетущее чувство тревоги охватило его, страх липкими щупальцами прополз по спине и коснулся шеи, всё внутри похолодело.

– Не может такого быть, – бормотал Егор, – Так не бывает.

Лёжа в постели, Егор долго не мог уснуть, он ворочался с боку на бок, и всё думал об этом альбоме. Кому он принадлежал? Кто был фотограф, сделавший эти фотографии? Это был один человек или же в альбоме собраны работы разных мастеров? И для чего эти снимки собрали вместе? Кто это сделал? Вопросов было больше, чем ответов и в конце-концов Егор забылся тяжёлым сном.

Он проснулся от невыносимой духоты жаркой июльской ночи, обливаясь потом. Воздух был спёртый и удушливый, несмотря на раскрытую настежь дверь балкона. Темнота, заполнившая комнату, была какой-то особенно чёрной и непроглядной, будто всё пространство вокруг залили густыми чернилами.

– Летние ночи не бывают такими, – подумал Егор, – И что с фонарём у подъезда? Неужели неисправен?

Он повернулся на другой бок и попытался заснуть, но тут услышал странный звук. Словно кто-то тихо отворял дверцу шкафа.

Егор приоткрыл глаза и уставился в темноту, но сколько он не таращил глаза, ничего не было видно. Звук тем временем усилился, теперь это уже был явный скрип. С таким скрипом точно открывалась дверца его старого шкафа, который остался от бывших хозяев. Звук смолк. Внезапно Егор услышал чьи-то лёгкие шаги, скорее даже не услышал, а почувствовал нутром, как зверь чует присутствие охотника рядом, ещё не видя его. Движение воздуха остановилось у изголовья его кровати и замерло. Тошнотворный сладковатый запах смешанный с тем, какой бывает в старых сундуках – смесь нафталина и древнего тряпья, ударил Егору в нос. К горлу подкатил комок. Егор боялся даже дышать. Кто-то незримо стоял рядом. Просто стоял. Но оттого, что его не было видно, ужас становился просто невыносимым. Сердце парня готово было выпрыгнуть из груди. Внезапно некто склонился над его лицом и Егор услышал шёпот:

– Ты-ы-ы….

Дальше Егор не смог разобрать, так как шёпот стал похож на звук сыплющегося песка. Нервы не выдержали, и заорав во всю глотку, Егор подскочил и бросился к выключателю. С размаху ударив по нему ладонью, и надеясь только, что он правильно рассчитал место его нахождения, Егор глубоко вдохнул и зажмурился от яркого света, заполнившего комнату. В комнате было пусто. Никого. Только приоткрытая дверца шкафа говорила о том, что ему не почудилось. Егор наскоро натянул шорты и футболку и, взяв ключи, вышел из квартиры.

До самого рассвета, которые летом к счастью ранние, он просидел у подъезда на скамейке, не решаясь вернуться в квартиру.

– Сегодня же отнесу этот альбом в лавку, – решил он, – Иначе так и с ума сойти недолго.

Когда рассвело, Егор поднялся к себе, опасливо вошёл в квартиру и огляделся. Всё было тихо и спокойно. Он прошёл в комнату и скинул с себя одежду, намереваясь принять душ и переодеться. Взгляд его упал на стол. Там,