Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

В состав 8-й армии было прибыло несколько новых соединений, в том числе Дикая или Туземная дивизия. По российским законам, горцев Северного Кавказа не призывали в армию. Брали только добровольцев. Их них и сформировали дивизию. Возглавил ее брат Николая II великий князь Михаил Александрович. В Карпатах горцы чувствовали себя «как дома», сражались дерзко и отчаянно, совершали множество подвигов. Но из всех вышестоящих инстанций в штаб шли строгие указания беречь великого князя, и Михаилу Александровичу всегда было очень неловко, что офицеры опекают его, как телохранители.

А 4-ю Железную стрелковую бригаду, ярко проявившую себя в предыдущих сражениях, Брусилов взял из 24-го корпуса в свой личный резерв. Шутили, что она стала «пожарной командой», ее бросали в самых жаркие места. Чтобы переломить ход «резиновой войны», командующий создал сводный отряд генерал-лейтенанта Каледина из нескольких кавалерийских дивизий и пехотных частей. Его направили на левый фланг, на Ужгородское направление — ставилась задача обойти главную группировку противника. Но у местечка Лутовиско австрийцы остановили отряд. Они занимали позицию на гряде крутых скал и расстреливали русские атаки. Брусилов послал на помощь 4-ю стрелковую бригаду.

Деникин писал: «Это был один из самых тяжелых наших боев. Сильный мороз, снег — по грудь; уже введен в дело последний резерв Каледина — спешенная кавалерийская бригада. Не забыть никогда этого жуткого поля сражения… Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями. Они — мертвые, застыли в тех позах, в которых из застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти. Бригада таяла… Рядом с железными стрелками, под жестоким огнем, однорукий герой, полковник Носков, лично вел свой полк в атаку прямо на отвесные ледяные скалы высоты 804… К нам неожиданно подъехал Каледин. Генерал взобрался на утес и сел рядом со мной; это место было под жесточайшим обстрелом. Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь нашими действиями и потерями. И это простое появление командира ободрило всех и возбудило наше доверие и уважение к нему».

Неприступную гряду все-таки взяли. Железная бригада ворвалась на вражеские позиции, захватила 2 тыс. пленных. Теперь наши войска выходили во фланг карпатской группировке австрийцев, и неприятельскому командованию пришлось отводить ее назад, за р. Сан. Деникин за эту победу был награжден орденом Св. Георгия III степени.

Между тем, положение в Перемышле ухудшалось. Гарнизон пал духом — его опять не смогли выручить. Боеприпасов было в избытке, хватало продовольствия. Но командование крепости сочло: осада может быть долгой, надо его экономить. Стали урезать пайки солдатам, а еще больше мирному населению. Впрочем, начальство от этого не страдало. На личной ферме коменданта, генерала Кусманека, откармливались казенным фуражом 100 коров. А офицеры его штаба и тыла самозабвенно ударились в бизнес, спускали продукты на черный рынок по бешеным ценам. Но жители начали голодать. Недоедание и скученность людей вызывали болезни, госпитали были переполнены. Хотя там было еще хуже. Администрация и персонал продавали на сторону лекарства, еду, голодные больные валялись без всякого ухода, умирали. Солдаты это видели. Начались случаи неповиновения, ссоры между венграми и славянами. Венгры призывали стоять насмерть. Поляки, русины, чехи такого желания не испытывали. Но «верных» венгров и кормили лучше, это вызывало озлобление к ним.

Кусманек опасался бунта. Передал по радио своему командованию — если Перемышль не освободят, он вынужден будет капитулировать. Это подстегнуло Конрада. Он срочно перегруппировал силы и бросил их в новое наступление. У Лиско, на острие прорыва, стояли 4 русских дивизии 7-го и 8-го корпусов. На них ринулись 14 вражеских дивизий. А вдобавок ко всем трудностям, становилось все труднее с боеприпасами. Тыловые склады выскребали последние запасы. Но в горах таял снег, размыло дороги, даже то, что удавалось набрать, не могли доставить на передовую. Брусилов писал: «Нужно помнить, что эти войска в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось всемерно беречь и ружейные патроны, и в особенности артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов». Командир 8-го корпуса Драгомиров докладывал, что больше не в состоянии отражать атаки, просил разрешения отойти к Саноку. Брусилов послал ему приказ: «Прошу держаться. Если просьбы недостаточно — приказываю. А если приказ считаете невыполнимым — отстраняю от должности». И Драгомиров удержался.

Русские сами нанесли несколько контрударов, тормозя врага. Один из них организовали южнее участка, где прорывался неприятель — отвлечь его, создать угрозу на фланге. Здесь ввели в бой вновь сформированный 3-й конный корпус. В него вошли 1-я Донская, Дикая дивизии, ряд других частей, а возглавил его граф Федор Артурович Келлера. Это был заслуженный и знаменитый вояка, его считали лучшим кавалерийским военачальником, «первой шашкой России». Прославился он еще в турецкую, был одним из адъютантов Скобелева, начальником его штаба, заслужил два Георгиевских креста. Несмотря на немецкое происхождение, более русского человека трудно было сыскать. Он ходил в оренбургском казачьем чекмене и волчьей папахе, мог без отдыха проскакать 100 верст за сутки, лично водил полки в атаки. Прекрасно понимал душу казака и солдата, всегда вежливо разговаривал с ними, внимательно расспрашивал. Чрезвычайно заботился о подчиненных, особенно о раненных, умел подбодрить и поддержать их. Питание бойцов, уход за раненными были поставлены у него образцово. И подчиненные обожали своего начальника, по одному его слову самоотверженно бросались в схватку.

Келлеру придали пехотные части, в том числе 4-ю Железную бригаду. Врага потеснили, бригада захватила крошечный плацдарм на левом берегу Сана у горы Одринь. Но тут и застряли. Австрийцы удержали высоты, окружающие плацдарм полукольцом, поливали огнем. А река вздулась от паводка, вот-вот могла снести плохонький деревянный мост, связывающий с тылом. Следовало бы отступить, но тогда пришлось бы отойти соседней 14-й дивизии. Ее командир доложил в штаб армии: «Кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потока крови». Бригаду Деникина оставили за рекой. Ее расположение простреливалось вдоль и поперек. Австрийцы густо били даже по одиночным бойцам, показавшимся из укрытия. Штаб бригады расположился в деревне Творильня. Когда обедали, пуля, залетела в окно, разбила на столе тарелку, другая расщепила стул. Идти куда-нибудь можно было только в темноте. Если требовалось выйти из хаты днем, офицеры прикрывались пулеметным щитом. Погиб командир 16-го полка барон Боде. Его заменил командир батальона Тимановкий, будущий герой Белой Гвардии. Он раз за разом отбивал попытки неприятеля прорваться на фланге, вдоль Сана, чтобы отрезать плацдарм от реки.

А в 13-м полку выбило всех старших офицеров, его командира Гамбурцева тяжело ранило прямо на крыльце, когда он выходил из штаба бригады. На его место вызвался еще один будущий герой-белогвардеец, Сергей Леонидович Марков. Он был профессором Академии генштаба, к железным стрелкам прибыл три месяца назад, заменил раненного начальника штаба. Деникин и его офицеры сперва сомневались, приживется ли столичный профессор в их «запорожской сечи». Но Марков, отчаянно смелый, веселый, не унывающий ни в какой ситуации, быстро стал в бригаде своим. Теперь он попросил у Деникина 13-й полк. Тот пожал плечами: «Пожалуйста. Но вы видите, что делается?» «Вот именно, ваше превосходительство», — кивнул Марков. Все видели, что делается. Бригада должна была погибнуть. От своих она была уже почти отрезана. Но командир корпуса Келлер узнал, где его войскам приходится труднее всего, целый день пробирался окольными тропами и лично приехал на плацдарм. Увидел положение бригады и добился, чтобы ее отвели за Сан. Она была отправлена на переформирование и развернута в дивизию, сохранившую номер и название — 4-я Железная.