Завоевание куртизанки - Анна Кэмпбелл

Но Верити думала по-другому.

Она отвернулась, не желая видеть его боли и растерянности.

– Я давно знала, что должна уехать. – Верити с трудом владела голосом. – Пришло время вам вернуться к своей жизни, а мне – к своей.

– Ты – моя жизнь! Я не позволю тебе уехать, – страстно заявил Кайлмор, поворачивая ее лицом к себе. – Не делай этого, mo cridhe!

Она неподвижно смотрела на его искаженное мукой лицо.

– Вы ничего не можете требовать от меня. Вы сказали, что больше никогда не станете принуждать меня. Или ваше слово ничего не стоит? Если вы действительно изменились, то вы прекратите этот спор.

Верити поступала жестоко, упрекая Кайлмора в его грехах, жестоко было напоминать ему и о той сказочной ночи, когда она наконец отдалась ему по воле своего сердца.

Он отпустил ее.

– Итак, ты снова убегаешь от меня без всяких объяснений? По крайней мере на этот раз я, видимо, должен быть благодарен, что ты предупредила меня о своем отъезде.

– О, найдите в себе силы простить меня! – воскликнула Верити, ее решительность таяла.

Кайлмор отшатнулся прежде, чем Верити коснулась его.

– Мадам, ваше право – уехать, а мое – распорядиться своими чувствами, как я желаю.

– Так… так вы не будете настаивать, чтобы я осталась с вами? – неуверенно спросила она.

Он покачал головой.

– Мои преступления против тебя нельзя простить. То, что я делал, ставило под угрозу твою жизнь. Я признаю, что не имею права удерживать тебя. Я…

Ее сердце сжалось от жалости, когда его голос дрогнул, выдавая страшную муку, скрытую под спокойствием.

– Я надеялся, что ты останешься по собственной воле. Но это невозможно после всего, что я сделал.

Эти светские манеры напомнили Верити сдержанного любовника, каким Кайлмор был в Кенсингтоне. Контраст между ним и человеком, которого она узнала, был так велик, что ей хотелось закричать. Кайлмор всю жизнь скрывал свои истинные чувства. Верити чувствовала себя самой подлой предательницей, толкавшей его обратно в холодное одиночество.

– Мне очень жаль, Кайлмор, – сказала она, чувствуя себя несчастной.

Его глаза мгновенно потемнели от гнева, в них сразу же появилось мрачное выражение.

– Мне тоже, мадам. – Он шагнул к двери. – Завтра мы уезжаем. А из замка Кайлмор я провожу тебя до Уитби.

Затянувшееся прощание лишало ее последних сил.

– Вам нет необходимости провожать меня.

– Нет, есть! – гневно отрезал он. – Я силой увез тебя из дома. Я обязан позаботиться, чтобы ты добралась благополучно. – Кайлмор холодно кивнул в ее сторону и вышел из комнаты прежде, чем Верити успела возразить.

Она не думала, что когда-нибудь так сильно полюбит его.

Никогда еще долина не была так прекрасна, как в это утро. Листва на деревьях только начинала менять цвет, а склоны холмов, заросшие вереском, казались пурпурными. Дул свежий ветер, и судно скользило по гладкой поверхности озера.

Кайлмор смотрел на это великолепие и желал, чтобы все провалилось в преисподнюю.

В нескольких футах от него стояла Верити. Она была бледна и молчалива, казалось, ей, как и ему, не спалось прошлой ночью.

Прошлой ночью они спали отдельно.

Или, вернее, он лежал на своей узкой неудобной кровати и, глядя в пустоту, проклинал ее, любил, жаждал. И понимал, что совершенно ничего не сможет с этим поделать.

Никакие уговоры не могли отнять у нее право на свободу. И Кайлмор страдал молча, страдал в одиночестве.

Ему следовало бы привыкнуть к мукам одиночества. Только на этот раз его подняли из ада в рай, а затем так же быстро сбросили обратно.

Кайлмор вынесет это. Всегда выносил.

Он протянул руку, чтобы успокоить волновавшегося жеребца, который не любил путешествий по воде. Поглаживая нос большого серого животного, Кайлмор устремил взгляд на Верити. Она не выглядела счастливой.

Он не понимал этого. Он ничего не понимал в происходящем.

Вчера они были вместе. Сегодня – нет. И Кайлмор не имел представления почему.

Последние три недели были самыми счастливыми в его жизни. И он, глупец, даже начал строить какие-то планы.

Из-за того идиотского предложения в Лондоне – неудивительно, что она прогнала его, ведь он повел себя как самонадеянный идиот, – Кайлмору не хотелось говорить о браке. Он предполагал, что введет Верити в свою жизнь, приучит ее к мысли, что она навсегда останется с ним, и уговорит стать его женой.

Слишком поздно менять свое прошлое. Нельзя надеяться, что Верити полюбит его так, как он любил ее. Но их соединяли страсть и дружба. Он мог бы удовлетвориться этим.

Ребенок был бы счастливым дополнением к той жизни, которую он задумал. Законнорожденный ребенок, конечно.

Кайлмор не горел желанием сохранить отравленную кровь Кинмерри, но маленькая Верити была бы великолепным даром.

Как бы он гордился, зная, что она вынашивает его ребенка.

Его пустые мечты о жизни с Верити рассеялись как утренний туман, сопровождавший их отъезд. Жестокая истина заключалась в том, что Верити не любила его.

Он, черт побери, без труда может заставить ее остаться. Когда они приедут в Кайлмор, он запрет ее в самой высокой башне, пока она не образумится. Пока не пообещает выйти за него замуж, стать его герцогиней и навсегда прогнать призраков прошлого.

Кайлмор тяжело вздохнул. Он не мог делать из нее узницу. Он уже применял силу, чтобы удержать ее. И не мог поступить так еще раз.

Но ему было больно. Чертовски больно.

На второй день, еще до полудня, они добрались до родового гнезда предков Кайлмора. Он мрачно смотрел на показавшиеся на берегу причудливые башенки и трубы.

Здесь он собирался начать новую жизнь с Верити. Но все его мечты рассыпались в пыль.

Ветер был довольно сильным, и они быстро подплывали к Инверати, деревне, лепившейся вокруг замка.

Хэмиш подошел к Кайлмору, стоявшему у борта. Ангус и Энди вводили судно в гавань с искусством, говорившем о долгой практике.

– А мне завтра возвращаться в долину, ваша светлость? – спросил Хэмиш.

Даже старый наставник обращался к Кайлмору, соблюдая условности.

– Да, – ответил он. – Возьми с собой Ангуса. Энди поедет со мной, я буду сопровождать мадам обратно в Уитби.

– В Уитби? – растерянно нахмурился Хэмиш. – Миледи не останется в Инверати?

– Разве она тебе не говорила? – В вопросе слышалась горечь. – Ты достаточно долго кудахтал вокруг нее, как наседка, а она не доверила тебе свой секрет?