Утонувшие девушки - Лорет Энн Уайт

– Почему именно под католическим?

Энджи взглянула на Мэддокса. Тот едва заметно кивнул.

– Мы считаем, что после жестокого изнасилования он погружает своих жертв в воду, символизируя крещение. Очищает их во имя Божие. После этого он оставляет им на лбу знак креста и отрезает части тела, чье функциональное назначение ограничивается получением женщиной удовольствия от половых сношений. Кроме того, умирающую Грейси преступник положил к стопам Девы Марии.

Энджи не сводила взгляд с отца Саймона, но тот и бровью не повел.

– Символы распятия и крещения не обязательно указывают именно на католика. Крещение с погружением применяется или применялось во многих направлениях в христианстве.

Энджи взглянула на Мэддокса, чтобы убедиться, что он не против раскрытия толики секретной служебной информации, пусть даже она уже просочились в СМИ. Мэддокс слегка кивнул. Глаза его по-прежнему были гневными.

– Во время нападений он произносит особые слова и заставляет жертв давать определенные ответы, прежде чем насилует их. Фразы и ответы взяты из формулы католического крещения, – пояснила Энджи. – Священник, в частности, спрашивает родителей крестимого: «Отрекаешься ли ты от Сатаны и всех дел его и всех искушений его? Отрекаешься ли от соблазнов неправедной жизни, чтобы грех не господствовал над тобой? Отрекаешься ли ты от Сатаны, виновника и князя греха?» – Энджи помолчала, глядя на священника. – А крестные родители должны отвечать «Отрекаюсь» на каждый вопрос, прежде чем их крестник будет окроплен святой водой, после чего священник рисует знак креста на лбу ребенка. Все верно?

Отец Саймон медленно кивнул.

– Но это не значит, что он из нашего прихода.

– Это же церковь Грейси, святой отец! Она сюда ходила, пела здесь. Учитывая религиозный, а конкретно – католический контекст преступлений, нетрудно представить, что она именно здесь повстречала человека, возможно, раздираемого внутренними противоречиями в отношении греха и вожделения… – Энджи снова ощутила неловкость, пробудившуюся в клубе от слишком очевидных параллелей с ней самой.

Священник глубоко вздохнул и потер подбородок. Светло-карие глаза прищурились, и энергии в них поубавилось.

– Подходит кто-нибудь под это описание? – спросила она.

Отец Саймон покачал головой:

– Мне очень жаль, но, боюсь, я вам ничем помочь не смогу. – Он взглянул на часы на стене: – У меня встреча через десять минут. Я вам еще нужен или мне можно идти?

Энджи не покидало чувство, что отцу Саймону есть что сказать, но он не имеет права или не желает поделиться.

– Еще несколько вопросов. Вы знаете Джона Джекса? – Она выложила на стол два снимка из онлайн-новостей: Джекса-старшего и Джекса-младшего.

Священник пристально вгляделся.

– Нет, по-моему, нет.

– А Джейдена Нортона-Уэллса? – Энджи добавила фото Джейдена, тоже взятое из интернета.

– Семью Нортон-Уэллс я знаю очень хорошо, – сказал отец Саймон, взглянув на снимок. – Они не из нашего прихода, но ревностные прихожане другой большой католической общины. Щедрые прихожане.

– Грейси с Джейденом сюда ни разу не приходили?

– Насколько мне известно, нет.

– Она когда-нибудь говорила, кто подарил ей медальон со святым Христофором?

Лоб священника пошел морщинами:

– Нет.

– А с Фейф Хокинг вы знакомы?

– Только из газет, – вздохнул отец Саймон. – Помилуй, Господи, души этих бедных созданий. А теперь, если не возражаете, я вас провожу. – Он сделал жест в сторону двери.

Детективы покинули ризницу и вслед за священником прошли по центральному проходу между рядов полированных деревянных скамей. Паника, подобно пару, с шипением вырывающемуся из трещин, заполняла извилины мозга Энджи.

Соберись! Сосредоточься!

В последнем ряду на коленях стояла женщина, склонив голову и перебирая четки. У Энджи мелькнуло смутное воспоминание при виде двух исповедален по обе стороны от последней скамьи.

Над дверьми исповедален горели белые, с зеленоватым оттенком, лампочки, означавшие, что желающий исповедаться может войти. Красный свет означал, что внутри кто-то признается священнику в своих грехах.

Энджи остановилась и повернулась к отцу Саймону:

– Вы когда-нибудь исповедовали Грейси, святой отец?

Священник взглянул на молящуюся и ответил вполголоса:

– Давайте поговорим вон там.

Он провел детективов в своего рода переднюю собора и остановился у чаши со святой водой.

– Детектив Паллорино, вам наверняка известно, что тайна исповеди священна. Долг клирика – никогда не открывать то, что он услышал от кающегося во время исповеди.

Пульс Энджи участился: значит, отец Саймон что-то знает. Она чувствовала это, читала в его взгляде.

– Если Грейси вам что-то сказала и это может помочь нам найти того, кто с ней такое сделал, это спасет многих девушек от чудовищной…

– Меня лишат сана, – сухо ответил священник. – Я скорее умру, чем нарушу тайну исповеди.

Сердце Энджи забилось еще быстрее. Она ощутила, как изменилась исходившая от Мэддокса энергия.

– Даже верховный суд провинции не сможет заставить меня нарушить клятву, – добавил отец Саймон. – Кстати, юридически меня защищает закон о конфиденциальности информации…

– Пусть так, – согласилась Энджи. – Но есть судебное постановление, что священник обязан сообщать о любых подозрительных контактах, замеченных вне стен исповедальни. Возможно, Грейси упоминала что-то во время обычной пастырской беседы, а в этом случае конфиденциальность имеет свои пределы.

Несколько долгих секунд длилась дуэль взглядов, и трещина, пробежавшая по броне этого красивого молодого священнослужителя, подалась и начала углубляться.

– Ваша работа – искать убийц, – тихо сказал он, – а моя – спасать души.

– Так вы спасли душу Грейси? – вскинулась Энджи. – Подумайте, что она вынесла – страх, муки, боль, пока какой-то психопат-извращенец пытался «спасти ее душу» по собственным перевернутым понятиям! Поверьте мне, святой отец, страдания она перенесла нечеловеческие, от них вы ее не спасли. Но можете спасти других, если не будете сейчас скрывать важную информацию.

– Каждый из нас несет свой крест, детектив…

Ее охватило отчаяние. Энджи открыла рот, чтобы возразить, но тут зазвонили соборные колокола, и она сбилась с мысли. К первым колоколам присоединились новые, и шум стоял оглушительный: от трезвона на колокольне огромный каменный неф резонировал, словно гигантский колокол. Увидев, что напарница стоит как потерянная, Мэддокс встревожился.

– Пожалуй, у нас все, – сказал он. – Благодарю вас, святой отец.