Судьбы и фурии - Лорен Грофф

– Всего тебе хорошего, шлюха! – горько бросил он ей вслед.

– Ты просто жалкий и грустный мужичонка, – сказала она и вышла не оборачиваясь.

МАТИЛЬДА НИЧЕГО НЕ МОГЛА ПОДЕЛАТЬ.

Воспоминания ранили ее, а книги и того хуже. Как же она устала от этих примитивных подач, предсказуемых и избитых сюжетов, этих толстых романов. Ей нужно было что-нибудь новое, острое, что-то, похожее на брошенную в воздух гранату.

Она выпила очень много вина и уснула, а проснулась среди ночи, в холодной и пустой постели, без мужа. В тот момент она вдруг с горечью осознала, что он никогда по-настоящему ее не понимал.

Каким-то образом, несмотря на свое поведение и ум, она стала одной из тех жен, что со временем становятся невидимками. Полуночные эльфы брака. Домик в пригороде, квартира в городе, налоги, собачка – все было на ней, он и понятия не имел, чем она занимается целыми днями. Дети только усугубили бы все, но слава богу, их не было. Однако было огромное количество его пьес, которые Матильда украдкой таскала по ночам и тщательно редактировала.

[Не переписывала, нет, просто правила, полировала и приводила в порядок.]

Кроме того, она занималась деловой стороной его работы. Время от времени она представляла, сколько денег они могли упустить из-за его добродушия и лени, и приходила в ужас.

Однажды, во время предпросмотра «Домика в лесу», когда им казалось, что они уже на грани провала, Матильда приехала в офис в театре. Был поздний вечер, шел дождь, на столе дымился кофе. Она должна была разобраться с парнем, в обязанности которого входило следить за сценарием. Паренек оказался ужасно бесхребетным. В какой-то момент он плюхнулся на пуфик, пытаясь взять себя в руки. Когда Матильда закончила с ним, сказала:

– Вы свободны.

Мальчишка вскочил и сбежал.

Матильда не заметила Лотто, притаившегося в тени в дверях.

– Итак, – сказал он, – Теперь я понял, почему режиссеры время от времени направляют кого-нибудь из команды именно к тебе. А мне всегда казалось, что они бегают к тебе за утешением: волшебная смесь печенья, кофе с молоком и слез, которые можно пролить тебе на грудь.

– Некоторым людям просто нужна хорошая мотивация, – сказала она и встала, разминая шею.

– Если бы я не видел все это своими глазами, ни за что бы не поверил.

– Хочешь, чтобы я перестала это делать? – спросила она, хотя прекрасно знала, что этого не случится. Тогда они окажутся на улице. Но, по крайней мере, теперь она могла бы делать это менее заметно.

Лотто вошел в кабинет и запер за собой дверь.

– Честно говоря, меня это возбуждает, – сказал он, подошел ближе и добавил: – «Я видел ее в образе Валькирии, мечущей гром и молнии, скачущей на своем коне в самом центре сражения, с телом павшего героя на ее седле»[40].

Он подхватил ее на руки и придавил спиной к двери. Матильда обхватила его ногами за пояс. Лотто прижался крепче.

Откуда была эта цитата? Ей было наплевать. Его голос был переполнен восхищением.

Она закрыла глаза.

– Скачи же, мой жеребец, – сказала она.

Он тихонько заржал ей на ухо.

У Матильды оставалось еще кое-что, что она не отдала ему целиком и полностью. Работы, которые она написала, и это не были незаметные правки одной из его рукописей, которые, как, наверное, думал Лотто, сами собой преображаются по ночам.

Она писала собственные произведения, но никому не показывала. Написанные тайком, острые, сильные тексты – и в прозе, и в поэзии. Она публиковала их под псевдонимом. А дело было в том, что Матильда чуть не впала в отчаяние в тот момент, когда ей было почти сорок, а Лотто упал и переломал кости, после этого он начал отдаляться.

Было и кое-что другое, намного хуже. Когда Матильда начала писать, она сама забыла про него. Но потом Лотто зарылся в работу, и Матильда вернулась, а он так никогда и не узнал, как далеко она когда-то уходила.

ОНА ВИДЕЛА РЕЗИДЕНЦИЮ АРТИСТОВ, где оставила Лотто: там подавали ланч в плетеных корзинках, предоставляли творцу уютный каменный домик, добавьте к этому долгие, веселые посиделки по ночам при свечах. Земная версия рая. Там Матильда сжимала его лицо ладонями, когда они были вместе на той скрипучей кровати, а затем он вдруг перевернул ее и взял сзади, а когда задрожал, выдохнул и прижался лбом к ее спине, пытаясь восстановить дыхание, Матильда почувствовала холодок. Тогда она просто рассмеялась, пытаясь избавиться от дурного предчувствия, и уехала.

На несколько долгих недель она осталась в одиночестве в крошечном загородном доме в компании Бог. Сначала вела себя как типичный сангвиник. Ведь у ее мужа было такое ужасное лето, убеждала она себя. Падение с трапа, половина тела переломана. Он слишком много пил, слишком мало работал, ему было так плохо, что он выпал из активной жизни театральных мастерских, производства и дела на много месяцев. В то время как она была счастлива окружить его любовью и заботой, кексами и холодным чаем, теплыми ваннами и прочими мелочами. Она так радовалась, когда на день рождения смогла вытащить Лотто в оперу Поданк, стоящую среди коровьих лугов. Какое огромное удовольствие ей доставляло выражение его лица, когда он сидел там и впитывал происходящее, эти слезы, дрожащие у него в глазах. И словно след от самолета в небе – появление незнакомой женщины, которая подошла к нему поздороваться, румянец, выступивший под жаркими лучами его известности.

В тот момент ее бедный переломанный Лотто сиял и был счастлив. Как же много времени прошло с тех пор!

Так что в тот момент, когда Матильда оставила его в той Резиденции серым ноябрьским днем, она не чувствовала особой печали по поводу того, что на несколько недель придется прервать свою заботу. К тому же он наконец должен приступить к работе и заняться оперой вместе с молодым композитором, Лео Сеном.

Но уже в первую неделю без Лотто и ее жизнь, и их дом показались ей слишком пустыми. Она забывала поесть, иногда вместо ужина ела тунца прямо из банки и проводила огромное количество времени в постели, просматривая фильмы один за другим. Время пролетало незаметно. Дни становились холоднее и короче. Иногда она вообще не зажигала свет, просыпалась в восемь, когда бледное слабое солнце только-только поднималось в небо, и ложилась в половине пятого, когда оно уже истекало кровью на горизонте. Матильда чувствовала себя норвежским медведем.

Муж звонил ей раз в несколько дней. В зыбких кошмарных снах Лотто сообщал ей, что больше не нуждается в ней, что он уходит, что полюбил другую женщину. В своей ревнивой лихорадке она представляла себе какую-нибудь поэтессу, юную и нетронутую, с пышными бедрами, созданными для потомства, уважаемую в своих кругах художницу, творца, которым Матильда никогда не была. Он разведется с ней, а потом вместе со своей манерной любовницей будет жить в их квартире в городе, утопая в сексе, вечеринках и детях. Детях, детях и детях, бесконечных детях, и все они будут уменьшенной копией Лотто. Она так ярко представляла себе эту поэтессу, что ей начало казаться, будто она реальна. Матильда чувствовала себя такой одинокой, что это одиночество комом застыло у нее в горле. Она звонила и звонила, но Лотто не отвечал. А ответные звонки стали еще реже – последний раз он звонил ей на прошлой неделе. И даже не захотел развлечься по телефону, что было для него совершенно нетипично, как будто его кто-то кастрировал.