Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

Были ли у Рудольфа настоящие друзья? Скорее можно говорить о людях, любивших его и любимых им. Одним из лучших друзей танцовщика стал его личный врач Мишель Канези. Этот молодой человек проявлял к Рудольфу подлинное великодушие и беспредельно кроткое терпение, выходившие далеко за пределы медицины.

Среди настоящих друзей Рудольфа первое место занимали все-таки женщины, прежде всего — уже упомянутая Дус Франсуа, на чье безоглядное обожание и бесконечную преданность в течение тридцати лет Нуреев не всегда отвечал взаимностью.

Почти все женщины, с которыми дружил Рудольф, были его ровесницами или старше его: Марго Фонтейн, Мари-Элен де Ротшильд, Глория Вентури, Марика Безобразова, Дженет Этеридж и другие. И прежде всего та, что была для него почти второй матерью: Мод Гослинг.

В свое время Мод являлась одной из первых балерин труппы «Балле Рамбер» и музой хореографа Энтони Тюдора, создавшего для нее главную роль в своем балете «Сиреневый сад».

«Милая, добрая Мод была любимицей английского балетного мира, — утверждает Шарль Жюд. — Ее лицо с изящными симпатичными чертами, обрамленное мягкими белыми кудряшками, редко омрачалось и хмурилось. Умением ладить с кем угодно она обзавелась за время своей долгой и тесной дружбы с Тюдором, известным своим злым языком и припадками мрачного настроения, из-за чего танцовщики опасались с ним работать».

Эта красивая, элегантная англичанка в свое время была женой известного театрального критика Найджела Гослинга. Вместе они писали критические статьи о балете под псевдонимом Александр Бланд, заимствованным из сказки Беатрис Поттер «Поросенок Бланд». Когда Рудольф выступал в Лондоне, то чаще всего появлялся в обществе именно с Мод.

Сама Мод Гослинг вспоминала: «Мы полюбили его как сына, но я никогда не пыталась стать ему матерью. Это было бы оскорблением его собственной матери, которую он обожал».

Она знала, что у Рудольфа есть «тихое, мирное место, куда он может прийти, выбрать любую книжку, какая понравится, плюхнуться на диван и не разговаривать, если не хочется, как очень часто бывало, и остаться в одиночестве». Все в доме Гослингов совершалось по его желанию.

В последние месяцы жизни Нуреева Мод много раз приезжала в Париж и проводила долгие часы рядом с ним, в его квартире на набережной Вольтера.

«Мне вспоминается чудесный осенний вечер, — рассказывал Шарль Жюд. — Там, на другом берегу Сены, закат покрывал позолотой длинный фасад Лувра. За окном с ветки время от времени срывался красный лист и, медленно кружась, опускался на землю. Голос Мод звучал мягко, мы говорили долго, спокойно, безмятежно, до тех пор, пока в комнате не стемнело и на потолке не появились отсветы первых фонарей, зажженных на речных трамвайчиках. Я не спрашивал, но уверен, что мы с ней подумали тогда об одном и том же: этот миг бесконечно сладостного покоя был и бесконечно печальным. Потому что листья, падавшие за окном, были листьями его последней осени…»

Эрик и Марго покинули его, оставив наедине с жестоким и суетным миром. Сколько осталось ему самому — год, два? Время по-прежнему работало против Рудольфа.

«Я буду танцевать до тех пор, пока на меня ходят», — вспоминал он фразу, однажды произнесенную партнершей.

Ходили пока и на него. Для того чтобы освистать или поглумиться в прессе…

Рудольф Нуреев в своем доме на своем острове. Амальфи. Ли Галли (Сиренузские острова). Древние греки считали, что на островах Ли Галли жили сирены. Отсюда и второе их название — Sirenusas, (дословно — «Острова сирен»)

Настала пора поискать себе другое место на сцене. Или возле сцены?..

С 1991 года Рудольф начал пробовать себя в качестве дирижера. Зная о его энциклопедических познаниях в музыке, на этот путь его направляли такие выдающиеся мастера дирижирования, как Леонард Бернстайн и Герберт фон Караян. Педагогом Рудольфа стал профессор Венской академии музыки Вильгельм Хубнер. Он начал с «Аполлона Мусагета» Стравинского, затем была «Серенада» Чайковского, симфония Гайдна «Охота», два концерта Моцарта, Третья симфония Бетховена, Первая симфония Прокофьева…

Первые успехи на этом поприще возродили былую энергию Нуреева.

— Теперь я представляю, как чувствуют себя эти чертовы дирижеры, — говорил он со знанием дела. — Постоянно приходится бороться с оркестром за темп. Медь отстает, контрабасы отстают. Чтобы удержать их в ансамбле со скрипками, приходится подгонять изо всех сил.

В начале мая 1991-го Нуреев дирижировал в «Метрополитен-опера» спектаклем «Ромео и Джульетта», что вызвало неподдельное восхищение коллег. В частности, главный дирижер Американского балета Чарльз Баркер признался: «Мало кто из профессиональных музыкантов осмелился бы сделать то, что сделал в тот вечер Рудольф, — столько это требовало мужества и душевных сил. Конечно, Нуреев знал музыку балета великолепно, но провести три часа за дирижерским пультом, полностью отвечая за благополучие спектакля, — это совсем другое дело. Все вступления должны быть тщательно взвешены, темпы продуманы, иначе музыканты просто-напросто оторвут артистам ноги. Эта задача трудна и физически, и эмоционально. Нуреев приехал в Нью-Йорк за две недели до спектакля, чтобы начать работу с пианистом театра. Выглядел он усталым и подавленным, но проявил готовность работать столько, сколько необходимо. Первая репетиция была рассчитана на три часа, и где-то в середине ее я предложил сделать перерыв. Однако Рудольф отказался и проработал все положенное время, прихватив даже немного сверху. Ему предоставили одну трехчасовую репетицию с оркестром, и для моральной поддержки он пригласил в театр несколько своих друзей, в числе которых были Джесси Норманн и Жаклин Онассис. Нуреев казался энергичным и полным сил, много шутил. На спектакле произошло несколько незначительных накладок. И вообще следует отметить его некоторую консервативность в музыке, впрочем, она свойственна молодым музыкантам. А что касается выдержки, то он был на высоте».

К осени 1991-го Рудольф дал немало концертов в различных городах Европы. Звучала гениальная музыка Бетховена, Гайдна, Моцарта, Чайковского, Прокофьева и Стравинского. Он выступал с симфоническими оркестрами, дирижировал балетами во многих городах мира, в том числе — в Казани в мае 1992 года. Сказать, что его выступление здесь было триумфальным, значит ничего не сказать. Успех оказался просто фантастическим!

«Он занимался этим делом так же упорно, так же неистово, как до этого занимался искусством балета. Мы увидели не стареющего танцовщика, а молодого, начинающего дирижера», — вспоминал художественный руководитель балетной труппы татарского театра Владимир Яковлев.

По словам самого Рудольфа, в Казани он пережил одно из самых счастливых мгновений своей жизни. На следующий фестиваль сюда он собирался приехать уже в качестве балетмейстера-постановщика.

Здесь, в Казани, Рудольф впервые повстречался со своей двоюродной сестрой по материнской линии, Лиадой Хусайновой. «Когда Рудольф узнал, кто я, он очень обрадовался, — рассказывала она. — В одной из бесед брат пожаловался мне, что у него нет ни одной фотографии отца. Тогда я подарила ему несколько фотографий, которые моя мама бережно хранила все эти годы. Уезжая, Рудольф сказал мне, что это самый дорогой подарок, который он увозит из Казани».