По битому стеклу - Агата Озолс

— Да какие у меня могут быть проблемы. Разве что ноготь на пальце чуть не сломала, — попробовала отшутиться, но ничего не вышло — Плетнев слишком хорошо успел меня изучить.

— Ядя, пообещай мне — чтобы с тобой ни случилось, я узнаю первым. Любая проблема, любые сомнения — и ты сразу пойдешь с этим ко мне, пусть даже и со сломанным ногтем. Договорились?

— Конечно, — немного рассеянно кивнула в ответ.

— Почему мне кажется, что ты меня не слушаешь? Ядя, ау!

— Слушаю, — отозвалась я с готовностью.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Сказала и тут же застыдилась. Виктор он такой… такой… а я его обманываю.

«Он виноват в смерти твоего сына», — пришел на помощь внутренний голос.

«Виноват», — согласилась я.

«Он должен понести за это наказание».

«Должен».

«Ему должно быть больно».

«Да».

Только почему от мысли о том, как я собираюсь поступить с Плетневым, больно становилось мне?

— Ты куда? — сонно спросил Виктор и попытался меня обнять.

— Спи, — увернулась я. — У меня занятия.

— Хочешь, поеду с тобой?

— Не надо, я скоро вернусь.

— Поосторожнее там, — пробормотал Плетнев, по-прежнему не открывая глаз, и потянулся меня поцеловать.

— Спи, — повторила и коснулась губами его небритой щеки.

В последний раз.

Уже три дня я ездила на уроки верховой езды одна, без Виктора. Чтобы добиться этого, мне пришлось разыграть целый спектакль.

— Давай, я буду приезжать сюда одна, — предложила, заметив, как Плетнев, сидя верхом на лошади, отворачивается, стараясь скрыть зевок.

Мы катались на лошадях с утра пораньше, чтобы не разбивать день. Выезжать из Мендосы приходилось в буквальном смысле с петухами.

— Вот еще, — Виктор даже взбодрился, — придумала, без меня.

— А что такого? — спросила как можно невиннее. — Ты будешь спать, я кататься.

— Может, мне тоже нравятся лошади? — спросил он с некоторым вызовом.

Но я знала, что это неправда. К лошадям Виктор относился спокойно, и единственной причиной, по которой он здесь находился, было мое желание брать уроки верховой езды. Ну, и его нежелание оставлять меня одну, без присмотра.

В общем, в первый раз у меня ничего не получилось, и я вернулась к этому разговору на следующее утро.

— Почему я не могу ездить сюда одна?

— С ума сошла? — эмоционально ответил Виктор. — Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Ты что, действительно не понимаешь?

— Да что такого-то?

— А если с тобой что-то случиться? Мы в чужой стране, вдали от цивилизации. Тут вокруг ни души. Это может быть опасно, в конце концов.

— Ты еще расскажи, что на меня могут напасть дикие животные, — добавила я язвительно.

Хозяин ранчо, присутствовавший при нашем разговоре, шепотом спросил, о чем мы спорим. Я перевела на английский. Слава богу, этот язык Антонио худо — бедно, но знал.

— Что вы, сеньор, — кинулся он отстаивать честь родной страны, безбожно коверкая английские слова, — у нас совершенно безопасно. И мы можем встречать сеньору возле Лас-Вегаса, а после провожать.

— Посмотрим, — буркнул Виктор и пришпорил своего жеребца.

Вечером он спросил, будто невзначай:

— Почему ты так хочешь ездить на ранчо одна?

— Мне нужно личное пространство, — ответила я прямо.

— Для чего?

— Вик, иногда мне необходимо побыть одной, без тебя. Понимаешь? К тому же, я вижу, что ты равнодушен к этим урокам и занимаешься только ради меня. Зачем же нам мучить самих себя?

После моих слов Плетнев задумался. Сидел, глядя куда-то в пространство, барабанил пальцами по столу.

— Хорошо, — согласился он неожиданно спокойно, но я видела, чего это ему стоит. — Будешь ездить самостоятельно. Только, Ядвига…..

— Разумеется! — перебила его. — Нигде не останавливаться, соблюдать скоростной режим и не брать попутчиков.

— И если что-то случится, сразу звонить мне, — подхватил он и добавил задумчиво: — Надо арендовать еще одну машину.

— Зачем? — не поняла я.

— Чтобы я мог добраться до тебя, если это понадобится.

— Делай, как считаешь нужным, — ответила, решив, что не буду с ним спорить.

Если Виктору так спокойнее, пусть будет второй автомобиль.

Доехать до ранчо можно было четырьмя разными путями, и в поисках наилучшего, с точки зрения моего плана, я изучила их все. К сожалению, идеального варианта я не нашла. В моем воображения, это должна была быть горная дорога. Но ранчо было расположено на равнине, а ехать в горы я побоялась, чтобы у Виктора не возникло ненужных вопросов. В самом деле, зачем бы мне ехать в горы, в противоположную сторону от города?

В итоге, остановилась на одном отрезке пути, где грунтовая дорога делала резкий поворот, огибая довольно крутой овраг. Там-то я и назначила встречу Валентину.

Он стоял около разбитого седана, судя по внешнему виду помнящего еще президента Перона и его Эвиту. Валентин курил, прислонившись к крылу этого ветерана.

— Надо же, — искренне удивился он, когда я припарковала свой внедорожник рядом, — думал, что не придешь.

— А я вот пришла. Бензин с собой?

— Пятилитровая канистра.

— Отлично, — сказала и огляделась.

Для того, что я задумала, свидетели были не нужны.

— Помоги мне.

— Что собираешься делать? — спросил Валентин.

— Умереть, — коротко ответила я и взялась за руль.

Валентин окинул пристальным взглядом пустую дорогу и возразил:

— Давай это сделаю я.

В ответ упрямо помотала головой.

— Ядвига, не дури. Я уже понял, что ты задумала. Будет лучше, если я сяду за руль.

— Нет, — повторила упрямо, заглушила мотор и вышла из машины. — Дай сигарету.

Валентин прикурил сигарету, протянул ее мне. Я глубоко затянулась и посмотрела на небо. Яркое солнце ослепило, слезы покатились по щекам, но я только шире распахнула глаза. Что мне до этого чужого солнца и незнакомого неба?

Вдруг вспомнился один летний день. Солнечный, теплый, веселый. Было воскресенье, и мы с Сашенькой пошли в зоопарк. Мой маленький сын спокойно прошел мимо льва и жирафа, чуть задержался у вольера с белыми медведями и остался равнодушен к обезьянам. А вот маленькие козлята в детском зоопарке его покорили. Саша стоял, как зачарованный, глядя на белоснежных малышей. Потом решился и просунул руку через решетку. Козленок подошел поближе и ткнулся розовым носом в детскую ладошку, и мой малыш, замирая от восторга, погладил крутой лобик животного.