Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

Из-под колес с писком брызнули мыши. Старик засмеялся и поднял свечу повыше. Оранжевый свет упал на дырявый потолок. Потревоженные голуби подняли базар. В углах и норах поблескивали мышиные глазки. Пахло гнильем и запущенным птичником.

Внутри дом еще сильнее пострадал от времени и непогоды. Пол вспучился, стены, подвергавшиеся многолетним атакам дождя и талой воды, покрылись трещинами, штукатурка осыпалась. Полуразвалившаяся мебель загромождала проход. Катить кресло со стариком оказалось совсем не просто. Телохранителям пришлось заниматься этим вдвоем, а кое-где переносить его через завалы. Дикарь помогал им или делал вид, что помогал, выбирая удобный момент, чтобы схватить чужую пушку. Но те двое были настороже; случай не представился, и, может быть, это к лучшему. А вскоре дикаря так захватила «экскурсия», что он уже и не помышлял о заварушке.

Обер-прокурор притормозил возле окна, выходившего на площадь. Отсюда открывался прекрасный вид на ночной город. Он сливался с чернотой неба, а огни были лишь немного ярче звезд. От противоположной стороны площади начиналась прямая улица, по которой некогда притопали Каратель и его напарник, чтобы покончить с Гришкиной шайкой.

– Вот здесь он и лежал, когда я вошел, – нарушил молчание старик. – Очень гордый. Очень мертвый. Ему казалось, что он самый лучший. Наверное, очень удивился, когда получил пулю в глаз. Хотя вряд ли. Не успел… Думаешь, ты стрелок? – Он внезапно взбесился, нацелившись пальцем в Джокера. – Ты щенок, мать твою! Сколько человек ты убил? Ни одного? Сосунок. Все вы сосунки! Вот в наше время…

Дикарь слушал его с кривой ухмылочкой. Теперь он просто ждал. Он понял, о ком шла речь. Если ему и не хватало ума, то с интуицией все было в порядке.

Но его тоже охватывало нездоровое возбуждение. Он оказался совсем близко от разгадки настолько важной тайны, что это перечеркивало случившиеся с ним неприятности и заставляло пренебречь даже угрозой смерти.

Обер-прокурора буквально распирало от воспоминаний. Он вспоминал, как никто долго не решался войти в дом Начальника, а вот он, священник, вошел первым – потому что доверял своему напарнику. Знал, что тот не подведет. И тот не подвел…

Потом трупы вынесли из дома и положили на площади ровными рядами. Для опознания. Правда, среди них не хватало одного – самого главного. О том, куда он подевался, знали только священник и ведьма. Может быть, догадывался вездесущий Чарлик… (И сейчас обер-прокурор в который уже раз подивился предусмотрительности старушки. Неужели та сумела заглянуть в будущее на много лет вперед?)

А спустя еще час была предпринята попытка выкурить из церкви судью Чреватого. Тут вышла промашка. Судья оказался крепким орешком, но и церкви в старину строили крепко. Поэтому большая часть здания уцелела после взрыва. От судьи и пятерых прихожан не осталось ничего такого, что можно было хотя бы соскрести совочком.

Народ, охваченный эйфорией освобождения, не придал этому особого значения. Вскоре отстроили новую деревянную церковь, а священник в течение последующих трех десятков лет пользовался непререкаемым авторитетом. Потом очевидцы его подвигов и успехов начали потихоньку вымирать; подрастало племя молодое, незнакомое…

Вот дерьмо! Почему ничего нельзя удержать? Ручонки слабеют, мозги разжижаются, и власть ускользает, как угорь… если вдруг не случается очередного катаклизма. Надо уметь воспользоваться ситуацией! Обер-прокурору казалось, что он умеет.

Он еще раз поздравил себя с верным ходом. Джокер появился как нельзя кстати. Вместе они зададут перцу соплеменникам! Повеселятся напоследок. А там можно и подыхать. Не забыть бы только выстроить себе мавзолей. Чтобы помнили, сукины дети…

Обер-прокурор очнулся и осознал, что начал дремать, убаюкиваемый собственными мыслями – приятными или не очень. Место и время для этого он выбрал самые неподходящие. Телохранители, по-видимому, уже решали, что с ним делать дальше – везти обратно или дать проспаться. Дикарь терпеливо ждал. Свеча сгорела на одну треть.

По правде говоря, обер-прокурор плохо ориентировался внутри полуразвалившегося дома, но не подавал виду. Все было обставлено как прогулка с назидательной целью. Минут через пятнадцать компания наконец очутилась перед запертой дверь бункера.

За дверью находилось помещение, в которое священник сумел попасть только после смерти Начальника. Святая святых. То, что не должно быть разрушено ни при каких обстоятельствах. Долгое время бункер казался попу чем-то вроде Черной Комнаты из детских страшилок: детство проходит, а затаенные страхи остаются. И вдобавок никогда не знаешь, что находится внутри комнаты на самом деле…

Прежде чем открыть замок ключом, который священник бережно хранил сорок с лишним лет, не рассчитывая когда-нибудь им воспользоваться, он еще раз покосился на своих телохранителей:

– Не передумали, сосунки? Последнее предупреждение!

– Имеем приказ… – забубнил тот, что был повыше.

– Ладно, ладно, слышали, – отмахнулся обер-прокурор и начал ковырять ключом в замке.

Ключ был необычным – трубка с прорезями, из которых в определенном порядке выдвигались ступенчатые язычки. По причине избытка загустевшей смазки замок долго не поддавался. Старик взглядом попросил у дикаря помощи, словно не доверял своим парням, и тот обхватил своей рукой его сухую лапку. Вместе они протолкнули ключ глубже; затем он со скрежетом провернулся.

Стальная дверь толщиной в ладонь медленно поползла в сторону. Наружный слой резиновых уплотнений рассыпался на затвердевшие кусочки.

Воздух в подземелье был неподвижным, холодным, сухим и стерильным.

Ничем не пахло. Тишина буквально высасывала из ушей барабанные перепонки.

– Помоги нам, Господи! – пробормотал обер-прокурор себе под нос. – Надеюсь, старая сука ничего не перепутала…

В его устах последние слова прозвучали по меньшей мере смешно, но шутки закончились. Дикарь почувствовал это сразу же, как только переступил высокий металлический порог бетонного склепа.

Здесь было что-то, с чем он никогда раньше не сталкивался. Не живое и не мертвое. Нечто, застигнутое врасплох в момент великого перехода и замороженное в промежуточном состоянии, но все же несравнимо более близкое к окаменелости, чем к существу. Тут происходила тишайшая агония, растянутая во времени. Бесконечно длившееся умирание…

Дикарь был вроде собаки, которая почуяла приближающееся землетрясение. Короткие волоски, оставшиеся после бритья, вставали дыбом у него на загривке. Черное пространство внутри бункера манило его, однако что-то другое, пребывавшее там в неподвижности, отталкивало, отторгало, стремилось изгнать наружу. Оно пугало одним фактом своего безмолвного присутствия…

Дикарь с трудом преодолел дрожь, которая прошла по всему его телу, и сделал первый шаг в темноту. Затем обернулся, схватился за ручки кресла и помог внести в бункер скрючившегося старика.