Минус ангел - Георгий Зотов

– Варфоломей говорит, что это чудо, – мечтательно сообщил Калашников и тоже как бы невзначай потянулся к аппетитной рыбьей спинке. – Он настолько удивился… объяснял, что до этого момента в Раю никогда такого не происходило. И у него даже мнение есть, почему все получилось.

– Ух ты, – осторожно прокомментировал Малинин. – И какое?

– К сожалению, он мне его не сказал.

– По мне, чудеса – это когда тебе бесплатно ящик водки подарят, – высказал Малинин свое видение ситуации. – А все остальное – лишь наши зыбкие иллюзии о мире, если исходить из философского самовосприятия личности.

Калашников чуть не подавился лещом.

– Серега, – тревожно сказал он Малинину. – Завязывай с самогоном.

Завязывать, впрочем, было не с чем – фляжка уже опустела. Малинин лениво ковырял в зубах хвостом от леща, динамики продолжали хрипеть. Народ на перроне тревожно перешептывался – электричка запаздывала, как ей и было положено, но новички, разумеется, таких тонкостей не знали.

– Я вам так скажу, вашбродь, – жестко заметил казак. – В следующий раз, когда будем убийство расследовать, я сразу выберу того, на кого меньше подозрений. Подойду сзади и дам со всей дури по кумполу. Сие значительно сократит все наши мучения, лазания в архивах и прочие лишние сложности.

– В твоих словах, братец, есть рациональное зерно, – согласился Калашников, вытирая салфеткой лоснящиеся от леща губы. – Но если мы так в дальнейшем начнем поступать, то обязательно встретим проблемы. Конечно, в стандартном детективе так все и обстоит – убийство совершает неприметный дворецкий или садовник. Или вот наша последняя фишка – главный злодей постоянно в центре внимания, посему на него никто и не думает. Однако если рассуждать классически, то убийцей вообще должен был оказаться Голос – уж он-то всегда вне подозрений.

– Блин, – прошиб пот Малинина. – А ведь точно. Голос бить по кумполу, конечно, чревато – от меня потом даже костей не найдут. Тогда нужно какую-то методику придумать, дабы маньяков вычислять. Хоть мое сердце и мертвое, вашбродь, но чувствует – на этом приключении все не закончится.

– Почему это? – насторожился Калашников.

– Да вы ж сами сказали мне в самом начале, – хлопнул глазами Малинин, – что таков закон детектива – если было первое преступление, будет и второе.

– А вот про третье я как раз ничего не говорил, – поспешно оборвал его речь Калашников. – И вообще, что за претензии? Я тебе любовную линию в прошлый раз обещал – на здоровье. Стрелять в тебя не стали – тоже порадуйся. В хлебало пару раз получил – так тебе не привыкать. К тому же по закону жанра в третьей части триллера всегда появляются полюбившиеся читателю персонажи из первой… А мне, знаешь ли, ни с Иудой Искариотом, ни с вампиром Гензелем, ни даже с Мэрилин Монро с ее нулевым бюстом снова встречаться совершенно не хочется.

Малинин начал сворачивать «Мертвецкую правду», где, кроме костей и пластмассовых стаканчиков, уже ничего не осталось. Вдали уже гудел прибывающий на платформу поезд, толпа пассажиров волновалась.

– А мне любовную линию? – обиженно сказал он.

– А ты, родной, обойдешься, – срезал его Калашников. – Если представить тебя в детективе, то ты бы являлся сугубо комическим персонажем. Можешь заняться сейчас тем, что опрокинуть на себя остатки леща или красочно поскользнуться на рыбьей голове, – уверяю тебя, народ порадуется.

– Да ну вас, – обиделся Малинин, выкидывая промасленный сверток.

– Шучу, – подвел черту Калашников. – Но ты знаешь, мне все эти расследования уже вот где, – он провел ладонью под горлом. – На этой неделе Алевтина за свое прегрешение наверняка будет депортирована из Небесной Канцелярии в Город. И уж поверь, у меня тогда другие дела найдутся, нежели бегать маньяков искать. Я, знаешь ли, не собираюсь уподобляться тем кретинам из детективных сериалов, которые к десятой части толком не знают, что расследовать, а зловещая мафия не в силах изобрести, как им отомстить, – в итоге убивает троюродную бабушку сыщика. Так что просто заруби себе на носу – третьей части не будет никогда.

Разрисованный граффити, замызганный до самой крыши поезд остановился на перроне, разводя пары – из динамиков ударил «Раммштайн», кондукторы из бывших эсэсовцев лужеными голосами орали «Шнеллер!» Первый ряд пассажиров сразу же попытался прорваться в вагон, но их смяли напиравшие сзади. Разразилась драка – народ брал дефицитные места с боем.

– Чего стоишь? – осведомился Калашников. – Давай подхватись, а то опять по головам будем прорываться. В Раю-то, небось, отвык от такого.

Не дожидаясь Малинина, он быстро зашагал к поезду. Малинин саркастически посмотрел ему вслед, изобразив улыбку Горгоны.

– Ну-ну, – тихо сказал он. – Не будет? Это мы еще посмотрим…

Рядом с ним остановились два человека, один из которых, небритый, одетый в измятый, но дорогой серый костюм, заметно беспокоился, не отрывая взгляда от бумажки с печатью, зажатой в левой руке. Второй, пожилой мужчина в военной форме с сорванными погонами, ободряюще потрепал коллегу по плечу и что-то сказал. Секунда – и человек в сером пиджаке устремился на штурм поезда, а его товарищ, печально помахав другу рукой, медленно двинулся обратно. Крякнув, Малинин заломил фуражку на затылок и, энергично работая локтями, буквально ввинтился в разгоряченную, ревущую толпу будущих граждан Города…

Оглядываясь для проформы, Руслик ловко сворачивал знатный косяк из стыренной дома бумаги. Сидевший рядом на скамейке Колян смотрел на него голодными глазами. У Руслика позавчера дядя из Таджикистана приехал – с подарками. Проведя по обратной стороне бумаги языком, Руслик профессионально заклеил косяк, протянул его Коляну. Тот зашарил по карманам в поисках зажигалки, а Руслик вытащил из-за уха припасенную заранее цибару. Сизое облако окутало приятелей – они сделали по паре затяжек и прилегли на скамейку возле подъезда. Голова приятно кружилась. Редкие полуночные прохожие спешили мимо, не обращая внимания на двух обкуренных панков, а им самим обратить внимание тоже было не на что. Напротив стояла лишь обшарпанная «хрущевка», к которой каждую субботу подъезжали дорогие иномарки: из их лакированных недр вальяжно вылезали упакованные чуваки, все с мобилами и в голде. Но что в доме творилось внутри, ни Руслик, ни Колян не знали. Да, по сути, и знать не хотели.

Колян глубоко затянулся. Внезапно он поперхнулся и толкнул приятеля в бок.

– Чувак, ты приколись, какая чикса… Я б ей отдался за стакан кефира…

К «хрущевке» шествовала коротко стриженная красивая блондинка с покрытым дорогой косметикой злым лицом, одетая в длинный черный плащ. Руслик восторженно присвистнул, но блондинка, как и положено женщине ее уровня, не обернулась. Обсудив, как бы они ее сейчас, где, сколько и куда, приятели расслабленно выдохнули сиреневый дым.

Раэль постучала в дверь условным стуком – так, как было написано в бумажке, покоившейся на дне ее сумочки. Потом, подождав, еще раз, но в обратном порядке – и только после этого нажала кнопку звонка. Раздалось звяканье задвижки, из щели выглянула жирная старуха в халате.