Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

На следующее утро эти суда были атакованы несколькими наименее пострадавшими британскими кораблями, и в результате «Тоннант», «Меркюр», «Эрье» и «Тимолеон», из которых последний был крайним в арьергарде, т. е. фланговым в первоначальном строю, выбросились на берег. Первые три из только что названных кораблей впоследствии спустили флаги, а четвертый был сожжен своими офицерами. Два других французских корабля, «Гийом Тепль» и «Женье», спаслись бегством. Первый нес флаг контр-адмирала Вильнева, командовавшего в этой битве арьергардом, а впоследствии главнокомандующего союзными флотами при достопамятном поражении их под Трафальгаром. В рассматриваемой теперь битве его бездействие резко осуждалось и в его время, и потом. В общем, позднейшие французские профессиональные писатели высказывают мнение, что его мужество, хотя и бесспорное, было скорее пассивным, чем активным, и что в Абукирской битве ему предоставлялась и диспозицией, и временем полная возможность ввести в бой и арьергардные суда, чем он совершенно по своей вине не сумел воспользоваться. Бонапарт же, напротив, писал Вильневу вскоре после сражения, что «если ему и можно поставить что-либо в вину, так это то, что он не снялся с якоря, как только «Ориан» взлетел на воздух, так как уже за три часа до этого линия Брюэса была прорвана, и корабли его терпели поражение, окруженные неприятелем».

Такова была, в главных чертах, знаменитая Абукирская битва, в которой британцы одержали победу, наиболее полную из когда-либо одержанных на море и одну из самых решительных – по крайней мере по непосредственным ее последствиям. Во время этой битвы французы потеряли одиннадцать из тринадцати линейных кораблей,[46]три тысячи пятьсот человек убитыми, ранеными и утонувшими; между убитыми был главнокомандующий и три командира, а между ранеными – один контр-адмирал и шесть командиров. Потери англичан состояли из двухсот восемнадцати человек убитыми, в том числе одного командира, и шестисот семидесяти восьми человек ранеными, в числе которых был сам адмирал, пораженный тяжелым осколком рангоута в голову. Рана эта, которую он вначале считал смертельной, на время лишила его возможности исполнять свои обязанности и в течение нескольких дней серьезно мешала ему действовать. «Я думаю, – писал он спустя четыре недели, – что если бы Господу не было угодно сделать так, чтобы я был ранен, то ни одна неприятельская шлюпка не спаслась бы».

Исключительные обстоятельства, при которых атака была предпринята британцами, замечательное искусство, так же, как и доблестное поведение всех командиров и вполне научный характер тактических комбинаций, – все это вместе, в совокупности с решительным результатом битвы, дает особый блеск победе Нельсона. Лорд Хоу, один из наиболее компетентных судей в этом деле, сказал капитану Берри, что Абукирская битва «стоит вне сравнения выше всякой другой и выделяется особенно потому, что в ней каждый командир отличился». Высказывались разноречивые мнения о том, насколько в данном случае следует приписать адмиралу честь того смелого маневра, которым головной корабль, пройдя перед авангардом французской линии, показал следовавшим за ним товарищам самый действенный путь для постановки неприятеля между двух огней. Автор настоящего труда не имеет намерения углубляться в этот вопрос и ограничивается лишь указанием на тот пропуск, который сделал сэр Гаррис Николе – тщательный и трудолюбивый издатель писем Нельсона, не пришедший, однако, по всестороннем обсуждении вопроса к какому-либо решению. Приводится один случай, когда, рассуждая о различных способах, которыми можно атаковать неприятеля, Сомарец рассердил Нельсона, сказав, что «ему пришлось видеть вредные последствия постановки неприятеля между двух огней, в особенности во время ночного сражения». Сомарец расходился с адмиралом во взглядах на план атаки, полагая, что «для захвата одного французского корабля никогда не требуется два английских, и что повреждения, которые последние неизбежно причинят при этом друг другу, могут сделать их неспособными сражаться с неприятельскими судами, еще не поврежденными до того в бою». Замечание Сомареца, хотя и не совсем безосновательное, было правильно оставлено адмиралом без внимания. Впрочем, едва ли оно могло быть высказано, если бы Нельсон, в свою очередь, не высказывал определенных соображений об атаке противника в два огня постановкой своих кораблей с каждого борта, так как ни в каком другом положении для английских кораблей не могло быть серьезного риска вредить друг другу.

Вполне гармонирует с хорошо известным характером Нельсона тот факт, что после обсуждения всех возможных положений и убедившись в совершенном понимании его целей командирами кораблей его эскадры, он с полным и благородным доверием предоставил им в последовавшей затем битве действовать, в ее деталях, самостоятельно. В рассматриваемом случае было бы бессмыслицей, если бы он строго предписал заранее, что должен был делать капитан Фолей. Только тот, кто, находясь на палубе «Голиафа», следил ежеминутно за результатами промера и мог правильно судить о том, что следует предпринять в тот или другой момент. То, что Нельсон решился таким образом довериться другому лицу, делает ему не меньшую честь, чем быстрая решимость перед наступлением ночи и в неизвестных ему водах атаковать сильного сравнительно с ним неприятеля при естественном предположении, что последний расположил свои суда в тщательно обдуманном строю. Впрочем, строго говоря, и начало постановки неприятеля между двух огней – маневр, который надо отличать от обхода авангардной части неприятельской линии – было положено самим Нельсоном; его корабль первый стал на якорь со стороны, противоположной той, которую заняли пять его предшественников. Он вполне мог последовать за ними, руководствуясь теми же соображениями, которые обусловили образ действий капитана Фолей. Вместо этого он обдуманно стал на якорь с правого борта французского судна, уже атакованного с другого борта кораблем «Тезеус», указывая этим вполне ясно, чего он ожидает от следовавших за ним кораблей. Первые два французских корабля были уже так энергично атакованы и так сильно разбиты, что на них можно было не останавливаться. Поэтому признание заслуги капитана Фолея в его решительности – весьма высокого порядка с военной точки зрения – не вырывает ни одного листка из лавров Нельсона.

Американский романист и морской историк Фенимор Купер в предисловии к своему сочинению «Два адмирала», приписывает всю тактическую комбинацию судовым командирам, основываясь на свидетельстве, высказанном капитаном корабля «Александр» Бэл ем, говорившем об этом коммодору флота Соединенных Штатов Моррису, от которого в свою очередь узнал об этом автор. Таким образом, составилось предание, совершенно достойное уважения и передаваемое через людей интеллигентных и безусловно правдивых. Но если сопоставить его с тем, что в те времена писал капитан Берри, флаг-капитан Нельсона – человек, имевший полную возможность хорошо знать факты, то нельзя не сомневаться в том, что где-нибудь в ряду этих свидетельств было недоразумение. Что капитан Фолей сразу сообразил, каким образом ему действовать, вполне вероятно; но допущение, что все командиры, как бы по взаимному соглашению, внезапно вдохновились решимостью выполнить комбинацию, о которой ранее не упоминалось при них, было бы равносильно допущению чуда. Этот факт можно объяснить удовлетворительно только тем, что Нельсон согласно сообщению Берри, постоянно обсуждал свои планы с судовыми командирами и разъяснял их.