Хищник - Майкл Ридпат

— И потерял всякую связь с Алексом?

— Ну почему же? Периодически я возвращался домой и жил с семьёй. Но это всегда было для меня трудное время. Помню, как я заявился однажды домой под Рождество, а мать сообщила мне, что у неё рак груди. Я, конечно, разволновался, даже начал искать работу, как она того хотела, но потом выяснилось, что тревога ложная и никакого рака у неё нет. Так, во всяком случае, она заявила мне во время очередной ссоры. К тому времени Алекс бросил живопись, пошёл работать в «Блумфилд Вайс», и тогда я сказал: «Ну и катитесь вы все к такой-то матери. Живите как хотите». Короче говоря, я снова уехал и не объявлялся дома не меньше года.

Маркус вздохнул:

— Уже потом я узнал, что рак у матери был самый настоящий. Должно быть, поэтому Алекс и взялся за работу. Но я тогда не имел об этом ни малейшего представления.

— Как же всё это произошло? — спросил Крис.

Маркус с минуту молчал, глядя прямо перед собой. Он тяжело дышал, как будто ему не хватало воздуха.

— Дело в том, что медицинская страховка матери не покрывала полностью всех расходов. Когда Алекс умер, выяснилось, что он взял большой кредит, чтобы оплатить счета за лечение матери. Я видел эти счета. Они были весьма значительными.

— Алекс проводил с ней довольно много времени, — сказал Крис. — Он часто убегал с занятий, чтобы за ней приглядывать.

— Догадываюсь… И я безмерно ему за это благодарен. Хотя бывает, что я на него злюсь. И на него, и на мать. Почему, спрашивается, они не дали мне знать о том, что происходит? Но больше всего я, пожалуй, злюсь на себя. За то, что был таким тупым эгоистом. — Маркус застонал и покачал головой. — Я ведь узнал о смерти матери только через два месяца после того, как она умерла. Я всё время названивал ей домой, но никто не отвечал. Только потом мне пришло в голову позвонить тётке, и она рассказала мне, что случилось с братом и матерью. Я даже не был у них на похоронах… Все прозевал, абсолютно все. Но домой я всё-таки вернулся. Разобрал вещи, взял кое-что на память и переехал в Вермонт. — Маркус окинул взглядом свою более чем скромную гостиную. — Мне нравится это место. Здесь тихо. Бывают даже часы, когда на меня нисходят мир и покой… Короче, я занялся здесь делом, стал изготавливать на заказ мебель и даже кое-что на этом зарабатывать. Но я до сих пор скучаю по Алексу. По матери, конечно, тоже, но не так… По Алексу больше. — Маркус с шумом втянул в себя воздух. — И если я вдруг узнаю, что кто-то из его так называемых друзей его убил — намеренно, с какой-то целью, то я… я…

Крис хранил молчание. Ему не хотелось знать, что именно сделает Маркус с одним из друзей Алекса, хотя бы по той причине, что сам считался его другом. Маркус наконец всё-таки закончил фразу.

— Я его убью, — сказал он.

Крис не предполагал, что ждёт его в офисе. Он приехал туда прямо из аэропорта Хитроу после бессонной ночи — в самолёте он всегда спал очень плохо. Включив компьютер, он обнаружил, что ценные бумаги Германии в течение прошлой ночи резко упали в цене и их курс продолжает стабильно снижаться. Это автоматически означало падение курса государственных ценных бумаг Восточной Европы, в которых заключалось основное богатство фонда «Карпаты». Крис справился, как обстоят дела с бумагами частных компаний. Выяснилось, что и того хуже. Во всяком случае, бумаги «Эврики телеком» опустились ещё на пять пунктов.

Олли находился в депрессии. Словацкие бумаги, на которые он так рассчитывал и которые купил по распоряжению Криса, упали в цене вместе со всеми восточноевропейскими бумагами. Олли винил за это приобретение прежде всего себя. Крис пытался утешить Олли, говорил, что через месяц или два всё образуется, хотя отлично знал, что этих самых месяца или двух в его распоряжении нет.

Уже через две недели ему предстояло выплатить Руди Моссу его долю. Чтобы получить эти деньги, было нужно продать по бросовой цене бумаги «Эврики телеком» или же начать продавать гособлигации стран Восточной Европы в самый неподходящий для этого момент. Крис понял, что фонд «Карпаты» в любом случае понесёт тяжёлые потери, возможно, фатальные.

Рядом с факсом лежало свеженькое сообщение от фирмы «Мелвилл кэпитал». Признаться, Крис надеялся, что доктор Жижка в последний момент передумает и не станет отзывать свои средства. Доктор Жижка, однако, не передумал. Оставшуюся часть дня Крис провёл вместе с Олли в борьбе с суровым к нему рынком, но к вечеру пришёл к выводу, что исправить положение невозможно. Ему по-прежнему оставалось одно: или продавать за бесценок бумаги «Эврики телеком», или сбрасывать действительно стоящие бумаги в тот момент, когда рынок переживал упадок. На рынке были, конечно, бумаги, которые при иных обстоятельствах стоило бы приобрести, но у Криса для этого просто не имелось наличности.

Поскольку просить о чём-либо Руди Мосса было бесполезно — Крис сам обрубил все концы, — он решил на всякий случай ещё раз выяснить точку зрения доктора Жижки, который показался ему порядочным и неглупым человеком. Крис набрал номер его телефона.

— Жижка слушает. — Как обычно, голос доктора был тишайшим и чем-то напоминал кошачье мурлыканье.

— Доктор Жижка? Это Крис Шипеорский, партнёр Ленки.

На минуту Крису показалось, что доктор Жижка, услышав, кто говорит, просто-напросто положил трубку и вышел из комнаты — из микрофона не доносилось даже самого тихого звука. Потом Крис уловил на противоположном конце провода едва слышное дыхание доктора.

— Доктор Жижка? — спросил Крис. — Вы меня слышите?

— Да, — прошелестел Жижка. — Как поживаете?

— Прекрасно. Я хочу узнать, не изменили ли вы своего мнения насчёт нашего фонда. Быть может, вы передумали отзывать свои средства из «Карпат»?

— Ах! — нежно прошептал Жижка.

— Так как же всё-таки обстоит дело?

— Мне так трудно ответить на этот вопрос, — пролепетал Жижка. — Тем не менее придётся. На следующей неделе у нас состоится собрание вкладчиков. И я предпочёл бы им сообщить, что средства из фонда «Карпаты» отозваны.

— Но ведь рынок каждую минуту меняется. Я уверен, что вы получите большую прибыль, если останетесь с нами хотя бы ещё пару месяцев. Ведь Ленка заманила вас в наш фонд, обещая большие дивиденды, и мне не хотелось бы лишать вас и ваших вкладчиков этих денег.

Жижка снова надолго замолчал. Было так тихо, что Крис слышал, как бьётся сердце. Ему хотелось взорваться, сообщить Жижке что-нибудь важное, значительное, убедить его в своей правоте — пусть даже ради этого ему пришлось бы наговорить какую-нибудь чушь. Но он держал удар и точно так же, как Жижка, хранил молчание. Жижка думал, и Крис знал о ком, — Жижка думал о Ленке.

— Хорошо, — прошелестел наконец Жижка. — Почему бы и нет? Лично я считаю, что волнения с падением бумаг Германии преувеличены. Думаю, пару месяцев мы можем и подождать. Считайте, что я остаюсь. Давайте снова обсудим наши дела в мае, согласны?

— Отлично, доктор Жижка. В таком случае в мае и поговорим. Уверен, вы не пожалеете. Будьте здоровы, доктор Жижка.